Наш общий цивилизационный путь в последние три века воспринимается возмездием за прогрессистское увлечение светской наукой, инженерией и товарным производством.
Казалось бы, что дурного может содержать в себе неустанное, постоянно совершенствующееся производство технологических новинок, этого воплощённого – «наконец» – субстрата «счастья человеческого»? В отсутствие достаточной степени переработки устаревших новинок – проблему отнюдь не только экологическую, но ещё и духовную.
Лучшие молодые силы человечества, чуть не с пелёнок массово отвлекаемые в сферу инноваций, распыляются на бесплодные проекты, лихорадочное умножение которых в чаянии быстрых рыночных выгод не приносит ничего, кроме бюджетных трат. Патетически представляемые на выставках новые разработки если и попадают на рынок, то в крайне ограниченном и дозируемом объёме, а достойно финансируется государством и предпринимательством и вовсе в исключительных случаях. Бум нанотехнологий, о котором десять лет назад говорили с придыханием, затем криптовалюты, хотевший в очередной раз «перевернуть мир», – где результаты?
Основная причина недоверия к инновациям заключена и в консервативной природе общественных воззрений, однако помимо человеческого фактора нельзя не видеть и воздействия некоего внеличностного фактора.
Войны, бунты, эпидемии, стихийные бедствия, техногенные катастрофы и террористические акты преследуют «развитый мир» буквально по пятам, и чудится за этими бедствиями нечто сдерживающее, предупреждающее, останавливающее «победоносное шествие».
Загадочное Отечество
Если сменить «прогрессистскую» оптику воззрений на русскую историю XIX–XX столетий, взору предстанет картина поистине драматическая. Момент (см. «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголя) увлечения страны товарным производством таинственным образом совпал с упадком Веры. Людей не просто искусно отвлекли на мануфактуры, «водоходы» и железные дороги – их начала манить прибыль, возможность сделаться «миллионщиком». За гудками первых паровозов никто не различил главного останова – «комбината русских святых».
Сегодня, при ещё звучащих спорах о том, какой должна быть национальная идеология, в них преимущественно участвуют люди, несущие в себе прогрессистскую «накачку», те, чьё сознание пропитано идеей внешнего совершенствования, гонки за лидерами производства и рекламы этого производства, максимальных (завидных) доходов – генеалогии советской, а значит горделивой и любящей «себя показать».
В парадигме «догнать и перегнать» (всё равно кого) будущее страны выглядит в точности как на плакатах первой половины прошлого столетия – пиршество мирного развития, летающие лимузины, хрустальные купола, трубы до неба, широкие улыбки звёздных монтажников и инженеров, сосредоточенные и озарённые лица учёных. То, что не сбылось то ли по нашей слабости, то ли по наивности, то ли по злобе тайных мировых правительств – неважно.
Не сбылось и, вероятно, никогда не сбудется, потому что нет и не предвидится к тому никаких предпосылок.
Зато при смене оптики на консервативную Россия предстанет оплотом сопротивления мировому прогрессу, и «вековая отсталость», о которой ныли самые незрелые и недоученные чеховские персонажи, предстанет, как ни парадоксально, благом, единственной гарантией того, что мы до сих пор не провалились в тартарары и не увлекли за собой «весь развитый мир». Так что же содержится упадочнического в этой самой «вековой отсталости», отсутствии достаточного количества новейших средств отражения внешней агрессии, улучшения быта, углубления знаний о природе?
«Прогресс» не любит показывать свою тёмную сторону, но как бы он её ни скрывал и ни замалчивал, она не просто есть, а с применением хищнических методов недропользования растёт и усугубляется, перевешивая уже и лучшие достижения.
Интегральный итог, например, всемирной фармакологической деятельности – некоторое продление жизни, но в подоплёке – обвальное падение меры ответственности за то, какой образ жизни ведёт рядовой гражданин, верящий в то, что из любой ямы его скорее всего спасут. Эта вера уже претерпевает определённый кризис, когда от безнадёжных отказываются и самые прогрессивные и умелые врачи... Побочные эффекты фармакологического бизнеса – негативное воздействие на окружающую среду, промышленное и любительское производство наркотических веществ, производство «боевых» вирусов и иных видов биологического оружия с абсолютно не контролируемыми последствиями их распространения. И так – практически во всех сферах товарного производства. Бездумное хищничество недропользователей, превратившихся из исследователей поверхностных залеганий в торговцев, нефтегазовые магнаты, готовые отравить пресные воды последствиями каких-нибудь протечек из резервуаров, и прочие прелести.
Демографическая проблема – суть ровно то же самое. Ноутбуки, положенные на колени, «кипятят» как раз те самые области организма, что непосредственно задействованы в репродукции, и добавление к ним в мегаполисах излучений всех спектров закономерно приводят к вымиранию наций, погнавшихся за технологическим комфортом.
Консерваторы, чутко вслушивающиеся в природу, обвиняются заполошными торговцами всякой ненужной всячиной в том, что призывают вернуть общество «к лучине, прялке и иконе», однако на их стороне по-прежнему аргументация и статистическая, и того самого рода, что может быть отнесён к разряду невербальных. Каждый год современной цивилизации подтверждает убеждение в том, что поспешность в технологиях приводит к целым сериям катастроф, невозможным ещё сотню лет назад, а также к деградации того самого «человеческого материала», о котором так любят рассуждать поборники безбрежного трансгуманизма. Из чего собираетесь построить нового человека? Хватит ли микропроцессоров, чипов, или уже на первой трети пути к андроиду опустятся руки, потому что исчезнет цель? Она уже исчезла, поскольку не подразумевала ничего, кроме удобства манипулирования чипированной особью, «взлома» свободы воли.
Дух России, противившийся «прогрессу» чуть ли не всю тысячу лет её письменного существования, понимал человека исключительно библейски: создание слабое, согрешившее, отпадающее от Бога, он искупает себя в труде, всякое облегчение которого и тем более переадресация его робототехнике – опасный крен развития, уход с пути самосовершенствования, кара за который не замедлит себя явить уже в ближайшие десятилетия. Лёгкость, с которой человек уничтожает и себе подобных, и совершенно не причастных, свидетельствует об упадке его духа. Запад с его мелодикой вдохновенного и сокрушающего среду труда давно (изначально) придерживается прямо противоположных представлений.
С кем Христос?
По мнению Запада, нет иного счастья, кроме доминирования в среде, подмены воли Божьей суверенной человеческой волей. В библейском смысле Запад живёт в точности по падшему ангелу.
Но есть в истории одна мало кем замечаемая закономерность: приращение территорий неизменно происходит в стране, уверенность которой в себе (вера в свою правоту и в правоту Создателя) выросла в сравнении с аналогичными показателями соседей.
Мало кто может сегодня сомневаться в том, что именно неистовство Иоанна Васильевича Грозного как из гигантской пращи выметнуло из Московии казачьи экспедиции на самый край обитаемой Евразии, и только в петровские времена фактор начинает сбоить и двоиться: самодержец как раз верит больше в технологии, нежели в молитвы и посты, и тем не менее выход к морю Пётр Великий пробивает. В открытый им и продолженный век русские приращения касаются разве что Кавказа и Средней Азии, а с 1917 года начинается столетний период утрат, толком не кончившийся, несмотря на возвращение Крыма, до сих пор, но он-то как раз и совпадает с упадком православия. Советская вера, продлившаяся семь с половиной десятилетий, дала возможность отстоять свои территории, но при своём упадке дала утрату целой их трети.
С кем сегодня воля Божья, с нами или с нашими геополитическими противниками, выяснится уже в ближайшие годы, и потому именно сегодня стоит ещё раз бросить самый пристальный взгляд на то, какими мы вышли из первого тысячелетия Христа на нашей земле.
«Комбинат святых»
Преимущественно образ русского святого восходит к образу старца. Молодые великомученики, отдавшие жизнь за Христа, не составляют смыслового центра православия, на чём делает определённый значимый акцент противостоящее нам латинство. Римские великомученики куда реже старики, нежели у нас.
Когда в сегодняшних идеологических спорах многократно повторяется вопрос о том, что мы можем дать миру, какую идею, начисто забывается главный «продукт», вырабатываемый Святой Русью для всего мира – святые Угодники Божьи, чья благость и теперь служит опорой не только для многих и многих из нас, но и для тех, кто создал невероятный спрос на русские иконы и массово вывозил их за границу.
У меня даже родилась некоторая теория насчёт этого вывоза: возможно, глаза русских святых и не дают Западу в эти годы окончательно превратиться в чудовище, бросить на нас весь отпавший от Христа сброд или надавить на ядерную кнопку. Остаточные представления о добре и зле ещё теплятся в его гигантском организме, но именно наличие русских икон, чудом не порубленных на дрова в результате какого-нибудь очередного варварского «художественного акта», удерживает «партнёров» от падения в бездну и более того – влияет на нравы, выступая вполне ощутимым историческим фактором.
Сам же вопрос о том, «что мы можем дать», не только давным-давно имеет чёткий ответ, но и обязан быть переформулирован.
Суть международной торговли Странно полагать своё счастье в том, насколько удачно проходят сделки купли-продажи с иностранцами. Эфемерные мировые биржи организованы в своём спекулятивном естестве так, словно нарочно вгоняют мир в экономические ступоры и банкротства. Система не просто несовершенна, а направлена на слом судеб всех без исключения хозяйствующих субъектов, в том числе и целые государства. Вектор западного колониализма расположен известным образом – выкачивание средств из второго и третьего мира в «первый» (атлантический).
Спрашивается, до каких пор приоритетом русской национальной экономики будет оставаться «выгодная» (кому?) торговля со странами Запада и Востока, и какова отдача, а также какова эффективность использования полученных средств?
Ещё относительно недавно существование Стабилизационного фонда (а также Резервного) рассматривалось отечественными монетаристами в качестве важнейшего фактора экономической стабильности – мол, если что, сможем балансировать, избегать различного рода «дефолтов».
Однако история обрушивала все эти невнятные подобия «государственных кубышек» одно за другим: сначала 1998 год – «пирамида ГКО», а в 2022-м, с началом СВО, – 450 миллиардов долларов, традиционно размещённых монетаристами «экономического блока» за рубежом...
Стоит ли говорить о том, что утрата этих средств, казалось бы, навсегда должна изменить образ мыслей в отношении доверия к любой «международной торговле», но ничего в этой сфере так и не меняется. Вместо полного прекращения оттока капитала за рубеж исповедуются либеральные мантры о свободном хождении средств, «невидимой руке рынка», которая якобы справедливее всех и государственных, и общественных мыслей о пользе страны, и прочие антигосударственные по сути максимы.
Игра с ворами может иметь один результат – шулерского грабежа на каждом шагу, и ссылки на международное право, наглый циничный обман изменить ситуацию просто не в состоянии.
Отсюда вывод сколь неутешительный, столь и оптимистичный: международная торговля России «по правилам» привела только к умножению активов, размещённых опять же на Западе, руки до которых у коллективного вора уже начинают понемногу доходить. Грядёт грабёж как более масштабный, так и закономерный, и всё оттого, что в сфере международного права никакого закона давным-давно не существует. Оптимизм вывода заключается в том, что парадигму пора всерьёз и навсегда пересмотреть, сосредоточившись на действительном (натуральном) благе собственной страны, а не элит, склонных тратить заработанные на торговле с иностранцами средства там же, где заключены сделки. Химера должна быть сокрушена сперва в сознании, а затем и в живой натуре.
«Эгоизм» святости
Что же предлагается консервативным сознанием? Куда как просто: сосредоточившись на благе страны, не выпуская и малейших средств (а также людей) за рубеж, ограничивая тем самым рост элитарных доходов российско-иностранных корпораций, можно достичь консервации самой идеи «прогресса» на территории нашей страны. Цель подобного «окукливания» состоит в реконструкции в России комбината, работавшего около тысячи лет вполне безукоризненно, – того самого «комбината святых», справлявшегося со своей работой так, что о нём помнят по сию пору.
России не нужно гадать, что производить и во чьё Имя. В гонке за революционно потребляемым качеством технологических изделий любого класса мы будем извечно проигрывать не потому, что не хотим или не можем когото превосходить, а в силу сильнейшего внутреннего сопротивления идее превосходства над кем-либо, поистине «лошадиного оптимизма» безоглядного доминирования.
И есть чем платить, но я никому не хочу ставить ногу на грудь... – строка, родившаяся у Виктора Цоя вовсе не на месте пустом. Русский человек не будет счастлив победе над человеком до тех пор, пока физическое преимущество ещё ничего и никому не доказало. История Давида и Голиафа трактуется от века как тайна воли Божьей и правоты, дающейся Промыслом тому, кто действительно достоин победы.
Мы в самом деле (как ни ненавистен Чубайсу Достоевский) не хотим быть лидерами ни мировой экономики, ни даже политики: мелко. И дело здесь вовсе не в «национальных комплексах», а в попытках самой русской цивилизации предотвратить судороги последних времён, бессмысленное прессование и напластование неосознанного и потому воспринимаемого бессмысленным времени.
Суть русской святости заключается в том, что четырёхмерный континуум оказывается (да-да, постом, покаянием и молитвой) сверхпроводником, поддающимся воле подвижника. Святой не только Божественным произволом, но и святым деланием входит в неиссякаемый поток самых высочайших энергий, от которых могут рождаться целые цепи галактических скоплений, и обращает их во благо не одних стран, а многих и многих. Нет никаких временных или пространственных ограничений ни для святого преподобного Сергия Радонежского, ни для святого праведного Серафима Саровского, и ни для кого из великого сонма явиться кому-то и просиять с наставлениями хоть Наполеону Бонапарту, хоть иному захватчику, а хоть бы и любому отпадающему от Христа шкоднику.
К русской святости издавна тянуло рано сосредоточившихся не на мирских благах юношей, и сегодня число иноков, насельников монастырей растёт, характеризуя больше не цивилизационный тупик потребительства, но исконные координаты Святой Руси – исследование души, исповедание её с чаемым вознесением от всей мирской суеты и дурноты, от ненастий отчаяния и блуда к вечному и неутихающему свету Божественного всеведения.
Вот какой «комбинат» следовало бы запустить сызнова, не обращая внимания ни на какие падающие показатели эффективности внешней торговли и производительности труда.
Прогрессистский морок вездесущ. Занятно, но требование неустанного улучшения «качества жизни» на самом деле исходит вовсе не от народа, а от наживающихся на пробуждённых инстинктах потребления тех же торговцев. Наголодавшиеся, множество раз приближавшиеся к самой грани бытия и небытия русские люди не так уж и жаждут ни новых «радикально улучшенных по сравнению с предыдущими» моделей смартфонов, ни иных игрушек, прекрасно понимая суть игры на понижение интеллектуальных и душевных способностей каждого следующего поколения. Понятно им и то, что, находясь в поле враждебной агитации и пропаганды («Мирового Интернета», транслирующего западные ценности и выгодно торгующего ими), они подвергаются испытанию воли и характера. Памятен русскому человеку и его соблазн, и его падение, когда за джинсы, жвачку и сто сортов пива-колбасы он отдал свою суверенность в 1990-е годы...
Первейшая надобность Святой Руси – раскрытие каждым живущим сокровенной сути бытия, отыскание его смысла, а если торжество, то не над окружающей средой, не достижение максимального блаженства причастностью к низким помыслам и извлечениям (отвлечениям от сути), но торжество именно над своей падшей природой, осознающей гибельность отпадения и потому отваживающейся следовать против оглашенного, слепого и глухого потока, изливающегося в небытие.
Только одна русская святость и способна оставить в мире точный образ нашей нации, и отчего же не предпринять всё для того, чтобы он и уцелел, и приумножился? Речь больше не идёт о средствах в помощь Церкви – вопрос поставлен о действительных, а не мнимых ценностях.
Сергей АРУТЮНОВ