• +7 (495) 911-01-26
  • Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
Не меч, но мерч

Не меч, но мерч

Заметки о современной ножевой культуре. Подавляемое толерантно-правовой цивилизацией «мужское начало»

(туда не ходи, того не говори и не делай, ни в коем случае не протестуй) вынуждено отыскивать в матрице дозволенного формы самореализации, могущие со стороны показаться бросающими вызов общественной безопасности, однако торжествующий урбанизм воспринимается индивидом, сохранившим свою идентичность от насильственной пропаганды ненасилия, как «будущее» из фильма «Разрушитель» (1993) со Сталлоне – мужчины феминизированы, женщины обезличены, и все они объединены идеей отвращения к любой природной естественности и тем более «ужасной и омерзительной» брутальности.

Меж тем и внешние угрозы, и «удельное демографическое давление» растут из года в год, и, если не поддерживать себя в адекватном ситуации состоянии, можно проиграть и себя, и страну. Нет ничего удивительного в том, что в пору проведения СВО на первый план выходят отчаянно презираемые прежде либеральной прессой маргинальные сообщества – те самые, что попадали на её страницы исключительно в качестве фигурантов уголовных дел. От ощущения города как дикой пустыни, в которой каждый может полагаться лишь сам на себя и друзей по школе, лицею и колледжу, отталкиваются бескомпромиссные эстетики «городской культуры» – одежды, аксессуаров, свидетельствующих о принадлежности к незримому братству сопротивляющихся радикальным изменениям привычной среды.

Увеличение в десятки и даже сотни раз поклонников таких увлечений, как «дворовая физкультура» (турники, брусья на свежем воздухе), стрельба, рукопашный и ножевой бой, экстремальные виды спорта – итог ультимативного вытеснения из мужской жизни её неотменимой функции защиты семьи, земли, личной чести и в конечном счёте – Отечества, понимаемого как совокупность земель, семей и присущей им культуры как набора представлений о добре, зле и собственно действительности.

Возражения предсказуемы: захотел адреналина – заключай контракт с МО РФ и вперёд. Справедливости ради, многие пассионарные, и юные, и уже не слишком юные (обернитесь на знакомых), люди так и поступают.

При чём же здесь ножевая культура? Она – одно из проявлений внутренней мобилизации и, если брать шире, национальной консолидации.

Ножемания как легальное отклонение

Нож – не меч, но его подобие. Обладатель даже крохотного перочинного лезвия осознаёт себя как носителя пусть и весьма незначительного по сравнению с любым тесаком или огнестрелом, но средства самообороны. Если бросить самый поверхностный взгляд на обычаи Кавказа и Средней Азии, быстро приходишь к выводу, что там подобные аксессуары относятся к разряду само собой разумеющихся, включая и короткоствольные, и длинноствольные огнестрелы (закон РФ разрешает гражданам ношение пневматического и даже травматического оружия, и разрешение на него – одно из первых, оформляемых трудовыми мигрантами вкупе с видом на жительство или трудовым патентом).

Ножи подразделяются законом всего на два разряда – холодное оружие (ХО) и ножевые изделия (НИ), «не дозревшие» до этого определения. Разделение, несмотря на всю кажущуюся чёткость и проработанность критериев, порой так условно, что какое-нибудь поистине огромное лезвие по целому ряду признаков к оружию вдруг не относится, а несравнимо меньшее к ним, увы, принадлежит, и разобраться в градациях могут лишь весьма и весьма подготовленные эксперты. Допустим, лезвие действительно длинное, однако без «гарды» (скобка-ограничитель между рукоятью и лезвием, ударение на первый слог) – «как бы не совсем»; или отсутствуют, например, подпальцевые выемки, и тогда вопрос о признании НИ холодным оружием снова несколько «подвисает». Закон, кажется, понимает, что в руках бойца опасна и канцелярская скрепка, и даже простой лист обычной офисной бумаги достаточной плотности, умело зажатый между пальцами, однако в единожды принятых утверждённых критериях твёрд и однозначно принимает сторону невооружённой стороны (особенно если свидетельства примерно такой же её вооружённости таинственным образом исчезли, оказались не приобщёнными к делу).

Для городского ношения используются в основном ножи, которые принято обозначать термином EDC (Every Day Carry – «предмет каждодневного ношения»), причём относятся к этому понятию не только ножи, но и куда более широкая гамма первоочередной надобности вещей – фонарик, дальномер, компас, монокуляр, мультитул, моток паракорда, микроаптечка, в совокупности образующие набор выживания (НВ).

Тут снова придётся купировать возражения («город битком набит учреждениями первой помощи, электронные и наружные средства ориентации безупречны, алармисты и эскаписты – просто параноики, ожидающие Апокалипсиса»). Самоуспокоенный «продукт» правовой цивилизации, слепо полагающийся на её безграничные технические возможности, совершенно не в состоянии понять, что в действительно экстренных ситуациях любая электронная связь и оповещение просто отключатся, а навыкам выживания придётся учиться с нуля, и каждая, даже незначительная, ошибка при суетливой импровизации может стоить жизни. Человеку, осознающему совокупный объём опасностей в экстренных ситуациях, просто придётся быть ответственным и за себя, и за близких, а не звать на помощь заведомо перегруженные экстренные службы. Полувоенная амуниция и обмундирование (стиль не столько «милитари», сколько urban-knight и urban scout – «городской рыцарь» и «городской скаут»: шапка-«балаклава», куртка-«бомбер», чёрная толстовка с «бульдожьим» логотипом, кожаные подтяжки-портупея, майка-«борцовка», татуировки, металлические украшения двойного назначения, камуфлированные карго-брюки с накладными карманами, тяжёлые ботинки-«берцы», наборы выживания в тактических рюкзаках) – знак личной ответственности как ежедневной службы себе и людям, а вовсе не, как может показаться, кривляние в попытке изобразить «бывалого».

Нож в такого рода координатной сетке – важнейший инструмент, позволяющий сточить, обрезать или стесать что-то, когда под рукой ровным счётом ничего похожего на лезвие не оказывается. Среди групп ножей для городского ношения следует выделить кажущуюся экзотической группу – «ножи скрытого ношения» (НСН):

  • тычковые (с фронтальным в отношении расположения рукояти лезвием),
  • фронтально-выкидные (лезвие «выстреливается» из рукояти и фиксируется при нажатии соответствующей кнопки),
  • «шейники», носимые на цепочках или гайтанах,
  • а также сходного с тычковыми ножами лезвийного профиля, вкладываемые в ременные пряжки, скрытые в авторучках или – минимально возможного размера – в браслетах из паракорда (многослойного плетения синтетической нити).

К ножам скрытого ношения относятся и малые складные (как автоматические и полуавтоматические выкидные, так и лишённые пружинного механизма ускоренного выброса лезвия) ножи практически любых видов и модификаций («фолдеры»), и малые нескладные ножи («фиксы»), среди которых можно выделить «скелетники», цельнометаллические ножевые профили без каких бы то ни было накладок на рукоять, могущие носиться без ножен в складках одежды, носильных вещей или обуви, а при достаточной сбалансированности – служить метательными. С такими предметами человек, владеющий техникой ножевого боя, может рассчитывать на некоторое увеличение личных шансов не проиграть при потенциально возможном противостоянии.

Если ножемания и отклонение от нормы, то имеющее древнюю генетику: более ста лет назад, когда наше население ещё не было разоружено и наган или браунинг, хранящиеся в столе или носимые в кармане повседневных брюк, не виделись ничем особенным, возможность отстоять свои интересы в конфликте имели 97–98 процентов населения, и даже хрупкие интеллигенты старались носить при себе ближе к ночи строго запрещённый сегодня кастет. В деревнях так и вовсе обрез винтовки, сама винтовка, а то и пулемёт, не говоря уже об артиллерийском орудии или броневике в сарае, были повседневной и не стоящей внимания рутиной.

Сегодня никто не осудит гражданина страны разве что за газовый баллончик или электрошокер, которые нужно не только успеть вынуть, но и верно, чтобы юстиция не сочла его превышением необходимой самообороны, применить. Отсюда повальное увлечение «курсами выживания», на которые при удобном расположении охотно записываются и женщины, и дети. О газовых пневматических пистолетах или любом травматическом оружии лучше в данной статье и не заикаться: закон всегда будет на стороне тех, у кого их нет, пусть бы даже одинокого человека забивали насмерть целой толпой.

Разрешение на ношение холодного оружия (РОХа) – то, что гражданин вполне в состоянии оформить и самостоятельно, и при помощи различного рода сервисов, но в случае сравнительно небольших и не относящихся к холодному оружию EDC можно обойтись и без канцелярии: в ножемании, в конце-то концов, первостепенен элемент прежде всего не успокоительно психотерапевтический, а эстетический и самовоспитательный. Привычка к ребристым и гладким рукоятям повышает уверенность не только на ночных и вечерних, но даже на дневных улицах, а собирая ножевую коллекцию, человек просто-напросто даёт государству устное обязательство не выносить из дома ничего колюще-режущего. О количестве собранного можно приблизительно судить по сетевым ножевым барахолкам и форумам.

Любая коллекция выражает характер владельца и является испытанием его вкуса, а также summa summarum накопленных знаний о каком-либо инженерном и ремесленном мастерстве. Вот почему ножеманы более чем тщательно подходят к тематике своей коллекции. Фраза «я собираю чёрные ножи» означает углублённый подход не по принципу даже цвета, а по назначению лезвия – оно в данном случае не просто «чёрное», а как минимум не хромированное и, возможно, покрыто либо камуфляжными разводами, либо специальным антибликовым составом.

Не хотелось бы принижать вид ножей, называемых охотничьими (толстая и часто цветная рукоять, навершие в виде головы орла, змеи, тигра и т.п.), но собирать их за частой похожестью друг на друга не слишком увлекательно. Чтобы не называть ножи «боевыми», мастераножеделы придумали термин «тактический нож» – типичный вРоссии эвфемизм для концептуального лезвия и рукояти. К тактическим ножам относится и холодное оружие, включая разработанные для специальных подразделений спецслужб ножи для ближнего боя.

Собирая тактические ножи, коллекционер не сможет миновать адсорбирования знаний об истории их появления, ареалах распространения, ведущих мастерах и компаниях, характере ножевого боя с данным конкретным образцом, ибо есть, понятно, специфика. Европейский собиратель преимущественно сохраняет магистральную линию на исконную прямоту лезвия, наиболее соответствующую открытому и прямому северному характеру, и потому африканские, южноамериканские и азиатские кукри, крисы, мачете, танто и джамбии будут в коллекции скорее случайными гостями, и в конечном счёте задачей собирателя является всемерное постижение современной технической культуры, личное участие в дизайнерских разработках сперва отзывами, а затем и собственными эскизами.

Собиратель отлично понимает, что национальная форма изделия выражает не просто отвлечённо понимаемую «традицию», но именно что совокупный характер целого народа. Всматриваясь в клинки и рукояти, можно достичь подлинно философской высоты обобщений:

 – русский охотничий нож носит в себе, может показаться, определённые черты неуклюжести, но исконно прям и прилежит северной традиции, как и благородный кавказский кинжал;

 – американский нож также прям, представляя собой компромисс между англосаксонским пастушеским и боевым тесаком и индейскими шкуродёрами;

 – а вот африканские, южноамериканские и азиатские ножи загнуты и искривлены во имя особой техники боя с «непросчитываемыми» ударами, однако есть как минимум пятьсот исключений: прямым является традиционный… китайский меч, а также индийские катары, паты и, конечно же, бхуджи, не говоря уже о Маллаппурам Тати, в точности повторяющем обводы кондового американского «боуи».

Сэр Фолдер и мистер Фикс

Проблема «фолдера» (складного ножа) состоит в его замке: от походной грязи, пыли и влаги даже продуманные со всех сторон тактические ножны из «кайдекса», кожи или дерева, обтянутого кожей и скреплённого металлическими скобами, его не спасут. Поэтому, чтобы не особенно мучиться, собиратель ножей приучается ценить «фиксы» и тем более «фулл-танги» («цельнометаллические») – ножи единого профилированного полотна, на которое монтируются различные накладки рукояти из дерева, углепластика или резины, причём в последнем случае резина натягивается на стальную рукоять «впритирку», что особенно повышает антикоррозийные свойства защищённой поверхности. «Фуллтанг» намного прочнее лезвий, вставляемых в рукоять при помощи сужающегося «хвостовика».

Ножеман в первую очередь учится правильному именованию ножевых частей: признаком новичка, например, является употребление вместо «дола» профанского понятия «кровосток». Далее выучиваются такие понятия, как «обух», «пятка», «гарда» (ударение на первом слоге), «спуски», «сведение». Рукоять именуется «черен» (ударение на первом слоге; от него пошло слово «черенок»), нешлифованный бок лезвия – «голомень» (ударение на втором слоге), отверстие для шнура – «темляк» (ударение на втором слоге), «бусина» (венчающая шнур фигурка: череп, животное, мифологический или масс-культовый герой), «серрейтор» (пила на лезвии, «шоковые зубья»).

Приходят к ножеману и знания по металловедению: что есть «булат», а что «дамаск», и не одно ли они и то же, отчего порошковые стали дороже прочих. Как минимум – понимать в таких марках сталей, как M390 и 440 С, Elmax, D2, Aus8, Х12 МФ, 95х13 и 65х13 он обязан, как и главные показатели – податливость стали заточке, её твёрдость согласно шкале Роквелла и многое другое.

Антиквариат коллекции мало что даст: штучные американские «боуи», помнящие Гражданскую войну Севера и Юга; кинжал английских парашютистов-диверсантов Фэйрнберна–Сайкса, разошедшийся в бесчисленных репликах; непрестанно осмеиваемая за многочисленный тираж «финка НКВД»; а также никогда не побывавший в реальном боестолкновении «нож одного удара» «Ягдкоммандо» с навинчиваемыми на лезвие цилиндрическими ножнами и тройным лезвийным полотном, закрученным по часовой стрелке,– забавы скорее для непрофессиональных собирателей.

В тех же Соединённых Штатах школа полковника Джеймса (Джима) Боуи привела к формированию целостной англосаксонской ножевой философии – максимально широколезвийного тесака со скосом, называемым в России «щучка», и ухватистой рукоятью как с подпальцевыми выемками, так и без них, но с обязательной гардой. Стандарт дал себя знать ещё в австралийском фильме «Крокодил Данди», когда демонстрирующий тесак траппер в Нью-Йорке разгоняет малолетних гопников с перочисткой одним его видом («Разве это нож? Вот нож»). Тот же полуторамиллионный «Ка-Бар» (нож американского спецназа времён Второй мировой войны) подтверждает живучесть ножа Боуи и спустя столько десятилетий. Но соперники есть и у него. У Джека Лондона читаем:

«Медведь выступил вперёд, в руке у него был обнажённый охотничий нож русской работы… Медведь превосходил его не только ростом, у него и руки были длиннее, и нож длиннее на добрых два дюйма». Что за длинное лезвие, явно превосходящее боевое изделие конфедератов?

«Русская работа» – это, возможно, аналог, а то и оригинал знаменитого «медвежьего ножа Самсонова» (МНС). Как легко и спокойно мы затаптываем, замалчиваем, обращаем в ничто национальных гениев! МНС, удостоившийся отдельного упоминания даже в неприязненно настроенной к России Википедии,– это сверхпрочный охотничий нож, изготовлявшийся тульским мастером Егором Петровичем Самсоновым с 70-х годов XIX века до 1930 года. Внешний вид ножа был разработан егермейстером царского двора Михаилом Андриевским, считавшим наиболее удобными ножи Joseph Rodgers & Sons Ltd. в Шеффилде (Великобритания). Да, созданное по английскому образцу, но из русской стали и по русскому, следует подчеркнуть, методу выплавки и обработки стали, изделие могло выдерживать вертикальную осевую нагрузку в четырнадцать тонн.

Незадолго до войны и уже во время войны советское ножеделание пытается выйти к массовому шедевру серией НР (нож разведчика НР-40, НР-43), однако даже знаменитый Златоустовский завод большего, чем ЧНТ (чёрный нож танкиста), не достиг. Наличие гарды при отсутствии подпальцевых выемок и относительно тонком, хотя и хорошо поддающемся полевой заточке лезвии привело к тому, что у разведчиков получили распространение трофейные немецкие изделия – «ножи чести» СС и СА, причём как полевые, так и наградные, за образец которых был взят охотничий кинжал Гольбейна XV столетия выпуска с выгнутыми навстречу друг другу скобами гарды и навершия рукояти, действительно длинным и достаточно широким обоюдоострым лезвием с девизом «Моя честь есть верность» и, что немаловажно, фундаментальными металлическими ножнами с цепочным подвесом на ремень. Тщательная продуманность ножа в тогдашних условиях ведения боевых действий в самом деле не имела аналогов, являлась прямым свидетельством ловкости и силы разведчика, сумевшего «свалить» по определению подготовленного бойца СС.

Зато в 1990-е успехи англосаксонского ножеделания перекрывает всего один русский мастер, Игорь Александрович Скрылёв (1956–2013). Этот скромный герой российского ножеделания в одиночку сумел разработать линейку уникальных сверхпрочных ножей для российских специальных подразделений. Достаточно упомянуть знаменитые модели «Каратель», «Антитеррор», основанную им компанию «НОКС» («Ножи конструкции Скрылёва»), а также компании, выпускающие его ножи по лицензии – «АиР», завод «САРО» и особенно «Мелита-К», чтобы понять масштаб обычного московского инженера и дважды выпускника Бауманки по специальностям «инженермеханик» и «инженер-электрик». Среди ножей Игоря Александровича – метательная «Оса» («Коммандос»), «Пилот» (для ВВС), «Катран» (для сотрудников подразделений морской разведки), «Пластун», «Вампир», «Оборотень», «Тайга», «Лис», «Белый медведь» и многие-многие другие модели и прототипы.

Какой же он, русский нож?

Вопрос о национальных традициях сегодня подобен лезвию, подвергшемуся «бритвенной заточке»: или мы знаем, в чём именно они состоят, бережём их и на каждом новом витке подкрепляем и единичными шедеврами, и массовыми сериями, распространяя таким образом своё влияние в мире, или признаём свою внутреннюю ущербность и пустотелость, отсутствие скрепляющей нас идеи и констатируем таким образом надлом, усталость от жизни и неспособность к свершениям.

Если отвергать второе, то следует признать, что гогеновская триада «кто мы, откуда и куда идём» применительно к промышленной культуре или технологически тщательно выверяется, или блуждает в сфере подражательных и взятых напрокат чужих подобий.

Некоторая туманность определения «русский нож» вносит в дилемму множество спорных оттенков визуального свойства, однако даже при простом перечислении крупнейших российских производителей образ не только возникает, но и подкрепляется конкретными прототипами отдалённых эпох.

Русский нож, подразделявшийся на поясной, полевой, подсаадачный (подсайдашный – от слова «сайдак», обозначавшего набор вооружения конного лучника) и засапожный, такое впечатление, что внутренне отстранялся от прямой функции оружия. Нация всецело созидательная, русские всю жизнь строили – пилили, строгали и тесали из дерева, и потому четыре пятых времени нож употреблялся не как оружие, а как повседневный хозяйственно-ремесленный инструмент. От самых древних времён историки не могут говорить о восточном славянстве как поголовно вооружённом и конфликтном конгломерате племён: православие рано внесло разделение между «слободой» и «дружиной», то есть право ношения оружия было присвоено профессионалам ещё до образования европейского рыцарства.

Отсюда и форма современных русских ножей как повтор исторического прототипа: «ухватистая» почти всегда деревянная (за единственным, пожалуй, исключением «белёвского типа» ножа – средневекового русского фулл-танга), формально простая и во многих случаях берестяная или – куда лучше – костяная (роговая) рукоять, расширяющаяся от лезвия к навершию и даже иногда заканчивающаяся раструбом. В работе современных северных и урало-сибирских мастерских неизбежен «скандинавский акцент» – некоторое заимствование у карело-финских «пуукко» и «леуку» лапидарных форм и клинка, и рукояти.

Единственной поправкой на время может быть признана та, что русское лезвие за последние пару веков в ходе металлургического бума готового проката сделалось гораздо более широким и приобрело черты настоящего изящества, утратив, как и многие изделия, элементы украшательства – многочисленные узоры, как мистически защищавшие владельца, так и демонстрировавшие его социальный статус. Сегодня признанным лидером оформления ножа выступает мельхиор – однофазный сплав меди с никелем, иногда с добавками железа и марганца.

Когда ножеман произносит «Ворсма», «Павлово» или «Златоуст», сходный образ проступает в сознании особенно ярко, особенно в случае Златоуста с его страстью к праздничной эстетике – сколь декоративной, столь и реалистической гравировке на ножнах и самих ножах животных и растений. Несколько более «костист» Омск – на рукояти и ножны с куда большей лёгкостью здесь берут бивни мамонта, а в целом клинки чуть более короткие, типа «шейник» и «шкуродёр». Зато на этом фоне разнообразием конструкторской и кузнечной мысли неизменно радует почти непредсказуемая Рязань с её, например, компанией «Owl Knife» (англ.– «совиный нож»), подразумевающей беспредельную выдумку в осмыслении традиционных форм.

Есть затмевающие традицию исключения в самом Павлове и Ворсме: например, продукция Альянса мастерских «Штурм», где двумя мастерами и профессиональными фехтовальщиками (к слову, отцом и сыном) от самого основания компании исповедуется историческое ножеделание, подразумевающее интерес ко всей мировой культуре сразу. Модельный ряд «Штурма» включает не только точные реплики европейских, американских и восточных ножей, включая «знаменитые киноножи» из голливудских футуристических боевиков, но и фактически любые этнические и никогда не производившиеся у нас мечи народов мира.

Наконец, Кизляр с его духом Востока и почти уже отсчитавшая 15 лет со дня основания марка «Кизляр Supreme», ориентированная на массивные и действительно боевые клинки, может гордиться и самыми высокотехнологичными моделями, идущими в ногу с мировой индустрией. Работу большого кузнечнодизайнерского конгломерата сопровождает совершенно не скованная стереотипами адаптация последних технологических достижений: термостойкий кайдекс на ножны и термостойкие же микарта, кратон или карбон для рукояти, а также «спецназовские» ременные системы подвеса клинка на бедро или плечо при постоянных заказах от «силовиков» сделались абсолютной обыденностью и прямой производственной необходимостью. С тем самым «Кизляр Supreme» и стал, как и положено производителю мирового уровня, игроком на пространстве куда большем, чем наша страна.

Конечные цели и перспективы

Изучая мировой и отчасти доступный в России ножевой рынок, можно убедиться в том, что отечественные производители ножей при сохранении национальной школы находятся под влиянием англосаксонского стандарта если не ножевых форм и технологий выделки, то точно маркетинговой стратегии.

У каждой современной российской ножевой компании теперь есть и максимально широко анонсируемые новинки, и развитые и постоянно пополняемые товарные линейки, и брендированные лидеры спроса, и некоторая экспериментальная периферия. Растёт год от года и российский «кастомный» сегмент – элитное ножеделание, основанное на использовании не только авторских моделей, но и редчайших материалов и технологий, за счёт чего цена изделия вырастает как минимум на два порядка. Как и мировые производители, российские ножевики анонсируют и «старты продаж», и модернизации известных моделей, вывешивают профессиональные видеообзоры и организуют передвижные выставки-продажи, как знаменитый и успешно гастролирующий по российским городам «Клинок».

Единственное, чего бы хотелось избежать при дальнейшем развитии ножеделания в России, это вымывание самой идеи: нож – действительно инструмент и защитник простого народа, его маленький меч, а не «мерч» – заслуживший уважение знак товаропроизводителя на изделии, которое может быть весьма и весьма некачественной репликой оригинала с вынужденной заменой и марки стали, и сопутствующих материалов, и технологических особенностей производства.

Видя, как отрасль становится на ноги, знатокам следует особенно внимательно относиться к её тенденциям, расширяя именно просветительскую лекционно-ознакомительную сферу, основной доминантой которой обязано быть поощрение российской инженерно-конструкторской мысли, отечественного производителя и промышленности в целом, а также раннее привлечение юношества к науке и технике и его же, юношества, ранняя профессиональная ориентация.

Сергей АРУТЮНОВ

Источник: НИР № 11, 2024


© 2025 Наука и религия | Создание сайта – UPix