Если проанализировать боевой путь русских полководцев XIX века, мы, несомненно, придём к выводу, что лишь один из них по вкладу
в военное дело сопоставим с Александром Васильевичем Суворовым и мог бы вполне претендовать на звание генералиссимуса войск российских. Это даже не народный любимец Михаил Скобелев, умерший слишком рано и практически не выступавший в роли главнокомандующего в больших кампаниях. Речь идёт об одном из четверых полных кавалеров ордена Святого Георгия за полуторавековую историю этой награды – об Иване Фёдоровиче Паскевиче. Подобно Суворову, своими победами он последовательно завоевал два титула – графский и княжеский. И почётные добавления к ним – Варшавский и Эриванский.
Из запорожских старшин
Свой род будущий фельдмаршал вёл от запорожского старшины Пасько, который доблестно сражался под знамёнами гетмана Богдана Хмельницкого. Правда, отец нашего героя, помещик средней руки, избрал гражданскую, статскую службу и закончил свои дни в чине коллежского советника. Вместе с братом Степаном Иван Паскевич ещё мальчишкой покинул Полтавскую губернию и оказался в Петербурге, в Пажеском корпусе. Отличное начало для яркой карьеры! Паж с восхищением привыкал к придворной жизни, часто видел своими глазами саму Екатерину Великую – блистательную Северную Семирамиду. А образованием братьев Паскевичей занимался видный учёный, ботаник, филолог и знаток иностранных языков Иван Мартынов.
Возмужавший лейб-паж Иван Паскевич приглянулся новому императору – Павлу I, и тот определил его в святая святых русской гвардии и армии – Преображенский полк. Сразу поручиком, да ещё и флигель-адъютантом его императорского величества. Уже с этого времени можно говорить о невероятной удачливости Паскевича. Он как будто держал в руках птицу счастья. Правда, после переворота и гибели Павла I Паскевич на некоторое время оказался под подозрением у нового монарха. Александр I оставил его в Преображенском полку, но не доверял ему ответственных поручений. Так продолжалось до 1805 года, когда Паскевича направили в армию, которая вскоре вступила в боевые действия против турок – под командованием опытного генерала Ивана Михельсона. Армия получила название Днестровской и вступила в Молдавию.
Боевое крещение
5 марта 1807 года, после боя под Журжей, в метель, русские войска сбились с пути. Во главе нескольких всадников Паскевич отправился на разведку и нашёл верную дорогу, выручив товарищей. В тот же день молодой Паскевич принял боевое крещение: в составе отряда полковника Алексея Бахметева они выбили турок из деревни Турбата. «В воздаяние отличной храбрости», проявленной в этом бою, Паскевич получил свою первую награду – орден Святого Владимира 4‑й степени. Стало ясно: он – прирождённый воин. «Явил себя неустрашимым и войну понимающим офицером, каковых поболее желать надлежит», – так охарактеризовал Паскевича Михельсон.
Он долго воевал против турок – эта война стала для Паскевича университетом. При штурме Браилова получил пулевое ранение в голову. По приказу генерала Багратиона участвовал во взятии Мачина, потом отличился в сражении при Базарджике. «Полковник Паскевич с неизречённой храбростью сорвал две батареи у неприятеля и взошёл на плечах его с неописанным мужеством», – писал тогда императору главнокомандующий Николай Каменский. Паскевич на всю жизнь сохранил память о Каменском и Багратионе – учениках Суворова, своих талантливых, решительных, чрезвычайно опытных командирах, у которых он учился науке побеждать.
Несгибаемая дивизия
В начале 1812 года генерал-майора Паскевича назначили командиром 26‑й дивизии. Стало ясно, что пелена недоверия, которая мешала императору присмотреться к бывшему екатерининскому пажу, рассеялась. Началась Отечественная война, и Паскевичу было суждено стать самым молодым её героем-полководцем. Его дивизия состояла во 2‑й армии, которой командовал генерал, которого он безмерно уважал, – Пётр Багратион. Первые сражения кампании, кровопролитные и напряжённые, молодой генерал выдержал с честью. Он сражался и под Салтановкой – в легендарном бою с войсками маршала Луи-Николя Даву. В своих записках Паскевич писал об этом сражении: «Когда войска собрались, генерал Раевский приказал мне взять мою дивизию, три полка казаков, Ахтырский гусарский полк и идти неприятелю во фланг. Генерал Раевский полагал, что я обойду правое крыло неприятеля, ибо оно было в версте от дороги. Он намерен был, когда я выйду из лесу на ровное место и сделаю нападение с фланга, ударить в центр с 12‑ю дивизиею. В половине леса я встретил наших расстроенных стрелков, отступивших от стрелков французских. Неприятель по этой же самой дороге обходил наш левый фланг. Стрелки моих первых батальонов остановили и опрокинули неприятельских. Я приказал гнать их до опушки леса и сам следовал с остальными войсками. Голову моей колонны составляли батальоны Орловский и один Нижегородский, за ними 12 орудий, потом Полтавский полк, ещё шесть орудий и Ладожский полк с другим Нижегородским батальоном, два орудия и, наконец, кавалерия. Выходя из леса, я нашёл стрелков, исполнивших моё приказание и у опушки перестреливавшихся с неприятелем, залёгшим за малым возвышением перед деревней Фатовой. Позади их увидел я сверкание штыков двух французских колонн. Расстояние между ними было не более 60 сажень. Густой лес не позволял мне свернуть войска в колонну. Я принуждён был, принимая вправо по отделениям, по мере выхода из лесу строить их фрунтом у опушки. Перестрелка продолжалась. Чтобы построить взводы, я должен был выехать вперёд за 30 сажень от неприятеля. Тут был и полковник Сысоев. Лишь только два батальона были вытянуты в линию, я приказал полковнику Ладыженскому ударить с криком “ура” на неприятеля, гнать его до речки, опрокинуть на мосту и, заняв на той стороне первые дома, ждать моего приказания. Неприятель действительно был тотчас опрокинут и бежал более полутораста сажень до мосту. Видя, что батальоны переходят мост, я выдвинул 12 орудий на высоту и приказал Полтавскому полку под прикрытием этой батареи идти также на ту сторону. Устроив артиллерию, я с высоты увидел, с кем имею дело. Пехота неприятеля стояла в две линии от большой дороги до самого лесу. В третьей линии была кавалерия. Придвинув на батарею ещё шесть орудий и поставив Ладожский полк на левом фланге, я поехал на правый свой фланг. К удивлению нахожу, что стрелки неприятельские, засевшие там в овраге, усиливают огонь. Артиллерия наша, теряя людей и лошадей, снимается с позиции. Я удержал их.
Между тем вижу, что Полтавский полк отступает и полковник ранен. Приказав полку остановиться, еду дальше, ожидая встретить Орловский и Нижегородский батальоны, и вижу два батальона, выходящие из лесу в тыл моей позиции. Я поскакал к ним, но, к удивлению моему, вижу в 30 уже шагах французских гренадер. Ими командовал полковник Ашар. Французы прогнали наши батальоны и были у нас почти в тылу. “Ребята, вперёд!” – закричал я Полтавскому полку. Они колеблются. “Ура! В штыки!” Они ни с места. Из рядов слышу я голос: “Хотя бы артиллерия была с нами”. “Хорошо, – сказал я, – держитесь здесь”. Скачу к артиллерии, устраиваю позади моей позиции батарею в четыре орудия, возвращаюсь к Полтавскому полку и отвожу его на артиллерию. Неприятель, увидев отступление их, бросился с криком “en avant”. Полк раздался, и картечь ударила в французские батальоны. Они остановились, смешались. Я подъезжаю к Полтавскому полку, командую “вперёд”. Они бросаются и гонят неприятеля до самых мостов. Тут лошадь моя была ранена двумя пулями». Кстати, отметим, что в мемуарах Паскевич никогда не подчёркивал значение собственных побед, собственного полководческого таланта, старался сохранять объективность.
А это упорное сражение позволило двум русским армиям соединиться у Смоленска. О неустрашимости Паскевича в том бою вспоминал нещедрый на похвалы Алексей Ермолов. Предстояла очередная битва. И сам Паскевич доказал командирам, что её лучше провести в стенах городах, чем в открытом поле. К часу дня в битве за Смоленск почти вся дивизия была уничтожена, но Паскевич не покинул поле боя. Под ним убили двух лошадей: одну – штыком, другую – ядром. Смерть ходила совсем рядом.
При отступлении к Москве героическую дивизию пришлось сформировать заново – и Паскевич, как тогда говорили, быстро привёл новобранцев в порядок. Во время Бородинской битвы его войска в составе корпуса Николая Раевского защищали Курганную высоту.
За храбрость в сражении на Бородинском поле генерал-майор Паскевич удостоился ордена Святой Анны высшей, 1‑й степени.
От Вязьмы до Парижа
Потом дивизия Паскевича, в авангарде армии славного генерала Михаила Милорадовича, участвовала в сражениях за Малоярославец, Красное и Ельню. А особенно они отличились при освобождении Вязьмы. В решающей штыковой атаке полки Паскевича прорвались через мост и заняли верхнюю часть Вязьмы – важнейшие высоты. При этом они захватили в плен три тысячи наполеоновцев! Лихая, незабываемая победа. К весне 1814 года дивизия дошла до парижской заставы.
После взятия Парижа Александр I неожиданно представил молодого генерала своему младшему брату – Николаю Павловичу. И генерал принялся разбирать прошедшие кампании с будущим императором. При этом они так сдружились, что Николай потом всю жизнь называл Паскевича «отцом-командиром». Крайний консерватизм императора сказывался и на его отношении к своему воинскому наставнику. Всю жизнь он доверял Паскевичу, щедро награждал его. Правда, и полководец никогда не подводил императора, регулярно отвечал ему победами.
Освобождение Армении
И первое испытание пришло сразу после смерти Александра I. Паскевич, получив чин полного генерала, мчался на Кавказ, чтобы фактически заменить популярного в армии, но косвенно связанного с декабристами Ермолова. Заваривалась война с Персией. Войска Паскевича действовали наступательно: вброд перешли реку Аракс и освободили русских пленных, угнанных персами. Среди других его побед – взятие крепости Аббас-Абад и Нахичевани, штурм Сардар-Абада и, наконец, осада Эривани – старинного армянского города, который персы населили своими соплеменниками. Там действовал сильный персидский гарнизон. Под руководством Паскевича формировались и быстро разрастались добровольческие дружины из армян и грузин. Они охотно шли сражаться против ханских войск. Мирные коренные жители принимали русских солдат как освободителей. 5 октября 1827 года русские войска под барабанный бой вошли в Эривань. Для Армении эта война стала точкой отсчёта в деле возрождения государственности. «Разрушение ада не имело бы для грешников той цены, как взятие Эриванской крепости для армян», – писал армянский просветитель Хачатур Абовян. Да и грузины получили гарантии мирного цивилизованного развития. Паскевич на этом не остановился. Он взял крепости Тевриз и Ардебиль и двинулся к Тегерану. Тут персы и запросили мира… Вся нынешняя Армения и Азербайджан вошли тогда в состав России.
Женой Паскевича и матерью его четырёх детей была двоюродная сестра Александра Грибоедова – нашего незабываемого драматурга и не менее выдающегося дипломата. Этим родством многие объясняли то доверие, которое главнокомандующий испытывал к дипломату. Вместе они готовили Туркманчайский мирный договор с персами. Кампанию Паскевич провёл с блеском.
Фельдмаршал и князь Варшавский
Из персидской войны Паскевич без передышки перешёл в турецкую. В апреле 1828 года Николай I подписал манифест о начале боевых действий против Османской империи – в поддержку восстания несчастных греков. Паскевич действовал в Закавказье. В первую очередь он осадил Карс и быстро захватил эту крепость, кишмя кишевшую оружием и фуражом. Последовали и новые победы в генеральных сражениях – при Ахалцихе и Анатолии. Русские войска с боями дошли до Эрзерума. Эти победы помогли заключить с турками выгодный для Петербурга Адрианопольский мир. А любимец императора после побед над турками стал полным георгиевским кавалером и фельдмаршалом – в 47 лет. Редчайший случай, который можно объяснить только уникальными заслугами полководца и тем доверием, которое неизменно испытывал к нему Николай I, хорошо знавший военное дело.
В 1830 году в Варшаве вспыхнуло восстание, быстро охватившее всю Польшу. Против восставших сражалась армия генерала Ивана Дибича, который, однако, в разгар кампании умер от холеры. В июне 1831 года его место занял Паскевич. А в августе его войска уже осаждали Варшаву. Потребовался двухдневный штурм. Во время сражения Паскевич получил сильную контузию. После этой победы его полный титул звучал так: светлейший князь Варшавский, граф Иван Фёдорович Паскевич-Эриванский. А польских бунтарей быстро оттеснили в Пруссию.
Баловень судьбы
В июне 1849 года Паскевич возглавил русскую армию, шедшую на помощь австрийскому императору Францу Иосифу – подавлять восстание венгров, которым удалось организовать настоящую армию, храбрую и боеспособную. Но Паскевич разбил их в нескольких генеральных сражениях. Снова – удача.
Он не стал генералиссимусом. Но Николай I сделал первый шаг к этому, когда в 1849 году подписал приказ, предоставивший фельдмаршалу Паскевичу права на воинские почести наравне с императором. А такой коллекцией орденов не мог похвастать ни один из русских военачальников. Паскевич – единственный в истории – был полным кавалером и ордена Св. Георгия, и ордена Св. Владимира. Среди его наград – высшие османские, прусские, персидские, австрийские, неаполитанские, нидерландские и даже португальские ордена. А в 1850 году ему преподнесли единственный в своём роде фельдмаршальский жезл, украшенный бриллиантами, с надписью «За двадцатичетырёхлетнее предводительство победоносными русскими войсками в Персии, Турции, Польше и Венгрии».
Последняя контузия
Увы, он почти не сумел поучаствовать в Крымской войне. Сказались контузии и ранения. Во время рекогносцировки турецких позиций у Силистрии 24 мая 1854 года османское ядро взорвалось рядом с пожилым фельдмаршалом. Он упал с коня. Оправиться от этой контузии было непросто. После этого он ещё несколько раз выезжал к войскам на Дунай и даже в Крым, но непосредственно командовать армиями не мог: тяжко болел, угасая на глазах у адъютантов в своём варшавском дворце. О его последних днях сохранился такой армейский анекдот: во время переправы через Дунай прямо на глазах фельдмаршала затонул один понтон. Паскевич счёл это дурным предзнаменованием, осерчал. Ему на глаза попался капитан флота Греве, прикомандированный к Дунайской армии, не имевший к переправе никакого отношения. Но Паскевич принял его за одного из виновников этого дела и принялся выговаривать. Капитан хладнокровно соглашался со всеми замечаниями главнокомандующего, повторяя за ним «Действительно дурно, ваша светлость. Совершенно справедливо, ваша светлость, это непозволительно». Паскевича эти ответы раздражали ещё сильнее. Он спросил: «Да кто вы, в конце концов?!» «Прохожий», – ответил Греве. Паскевич рассмеялся и пригласил находчивого капитана к себе на ужин.
Пенсион для инвалидов
Он пережил своего друга и покровителя Николая I и тяжело перенёс его смерть. Последнюю награду прислал фельдмаршалу новый император – это были портреты Николая I и Александра II для ношения в петлице. Узнав о падении Севастополя, Паскевич уже не покидал постели.
Незадолго до смерти он, будучи человеком состоятельным, завещал 50 тысяч рублей серебром в фонд Государственного инвалидного капитала. На эти деньги, по его завещанию, содержали двести калек из нижних чинов, платили им постоянный пенсион. Так он отдал последний долг солдатам, бок о бок с которыми несколько десятилетий сражался, не щадя живота своего. И они не раз спасали его от гибели.
20 января 1856 года 73‑летний герой скончался. Похоронили Паскевича, по его завещанию, не в одной из столиц, а в принадлежавшем ему селе Ивановском. Позже его перезахоронили в фамильном склепе Паскевичей в Гомеле.
В Варшаве в 1870 году установили помпезный памятник Паскевичу. Поляки разрушили его в 1917 году – как символ русской власти над бывшей Речью Посполитой. И в России, к сожалению, нет достойного монумента великому полководцу.
Скромный, но достойный памятник Ивану Паскевичу – полководцу, не проигравшему ни одной кампании, – был установлен в советское время в городе Кировакан. Изваял его скульптор Беник Петросян. Однако во время смертоносного спитакского землетрясения он пропал на много лет… И только десять лет назад монумент нашли и вскоре установили в Ереване – там, где находился шатёр Паскевича во время освобождения города. Холм, на котором он стоит, также носит имя русского полководца. Память о нём объединяет сразу несколько народов бывшей Российской империи.
Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ,
заместитель главного редактора журнала «Историк»
Источник: «НиР» № 8, 2023
На фото: Подвиг солдат Раевского под Салтановкой. Н. Самокиш, 1912