Земля как открытая система

Наука и космос: прошлое, настоящее, будущее. 

Сейчас нередко звучит мнение, что освоение космоса не сулит особых перспектив. Однако... академии естественных наук  категорически с этим не согласны

85-летний юбилей Юрия Гагарина даёт повод в очередной раз поговорить о роли космоса в буду­щем земной цивилизации. Сейчас нередко звучит мнение, что освоение космоса не сулит особых перспектив. Однако руководители Русского Космического Общества (РКО) и Российской академии естественных наук (РАЕН) категорически с этим не согласны. Мы встретились с известным геофизи­ком, ректором Государственного университета «Дубна», президентом РАЕН, профессором Олегом Леонидовичем КУЗНЕЦОВЫМ и президентом Русского Космического Общества Алексеем Алек­сеевичем ГАПОНОВЫМ, чтобы узнать, как космические исследования могут помочь в освоении нашей планеты и зачем человечество по-прежнему стремится к звёздам.

- Олег Леонидович, в советские годы Вы стояли у истоков целого ряда передовых методов прикладной геофизики, разрабатывали такие новаторские науч­ные направления, как нелинейная геофизика и геоин­форматика. Расскажите немного о своих исследова­ниях...

О. К.: В двух словах, моя основная научная деятель­ность, общая и прикладная геофизика, - это создание фи­зических основ для новых методов разведки месторожде­ний полезных ископаемых и контроля их добычи. Прежде всего речь идёт об углеводородах - нефти, газе, каменном угле. За полвека работы нашей научной школой было соз­дано множество технологий, отмеченных Государствен­ной премией СССР, премией Правительства РФ и рядом премий международного уровня. Мы создавали реальные технологии, которые дали нашей стране, а теперь уже и зарубежным странам, значительный экономический и социальный эффект.

В качестве примера скажу несколько слов о нашей работе в Татарстане на Ромашкинском нефтяном место­рождении. Это гигантское месторождение было откры­то в первые послевоенные годы и в своё время давало 100 млн тонн нефти в год. Но в начале 1970-х годов до­быча начала падать, а западносибирские месторождения тогда ещё только вступали в строй. Перед страной воз­никла глобальная проблема, грозившая огромными по­терями в бюджете. Ведь, как и сегодня, бюджет СССР на протяжении долгих лет пополнялся преимущественно из валютных поступлений от продажи углеводородов. Се­кретариату Татарского обкома партии было дано задание любой ценой увеличить нефтедобычу на Ромашкинском месторождении, ведь там уже были построены посёлки, проложены дороги, и, кроме нефтедобычи, местному на­селению нечем было заниматься.

Эту проблему удалось решить нашей группе геофизи­ков совместно с татарстанскими геологами. Мы поняли, что над девонским пластом, располагавшимся на двух­километровой глубине и считавшимся самым продуктив­ным для нефтедобычи, могут быть и другие насыщенные нефтью пласты, более сложные по своему геологическому строению и не обнаруженные при бурении скважин. Что­бы их обнаружить, мы разработали две новые технологии: импульсные нейтронные и импульсные широкополосные акустические методы исследования скважин. Что особен­но важно, наши технологии позволяли получить инфор­мацию о горных породах через старые скважины. К тому времени на Ромашкинском месторождении было пробу­рено уже около десяти тысяч скважин, и стоимость каж­дой из них равнялась стоимости постройки детского сада. Надо сказать, что американцы, основные наши конкурен­ты, пришли к аналогичным технологиям только спустя десятилетие. Благодаря нашим технологиям на Ромаш­кинском месторождении нашли целую серию продуктив­ных пластов выше девона, за это мы и были награждены Государственной премией СССР. Академик Г. Н. Флё­ров, известный тем, что одним из первых сообщил Ста­лину о возможности создания атомного оружия, выдви­нул нас на эту премию и опубликовал в газете «Правда» статью «Спутники вниз». Мы опускали в скважины на­чинённые электроникой зонды, которые действитель­но внешне напоминали спутники: изделие в цилиндре из высокопрочной стали или титана, способное выдер­жать высокое давление и температу­ру в стволе скважины... А во время парада 7 ноября 1982 года на Красной площади центральное телевидение сделало со мной интервью, которое смогла посмотреть вся страна.

- В советское время Вы были одним из основных исследователей Кольской сверхглубокой скважи­ны, недалеко от города Заполяр­ный Мурманской области. Миро­вая жёлтая пресса тогда пускала слухи, что советские учёные «до- бурились до глубин Ада». Продол­жаются ли там работы сегодня?

О. К.: Никаких работ там сегодня не ведётся, эту скважину полностью законсервировали сразу после раз­вала СССР. А ведь это было уникаль­ное сооружение, наша национальная гордость - почти такая же, как запуск

первого спутника. Кольская скважина трижды была вне­сена в «Книгу рекордов Гиннеса». Американцы, также за­нимавшиеся сверхглубоким бурением, до такой глубины (более 12 км) не смогли дойти, остановившись на глубине около 10 км. Кольская сверхглубокая скважина находи­лась недалеко от границ с Норвегией, и хотя первое время проект был закрытым, мировая общественность насторо­жилась, что мы там делаем. Ведь скважина была постав­лена на балтийском кристаллическом щите, где никакой нефти быть не могло. На самом же деле нам удалось со­вершить настоящие научные открытия, касавшиеся со­става земной коры, и получить целый ряд практических результатов, о которых я даже сейчас ещё не буду гово­рить.

- Возглавляемая вами РАЕН сегодня развивает со­трудничество с РКО, и Вы сами не чужды «косми­ческих» интересов. Как геофизика, казалось бы, на­крепко связанная с земной поверхностью, сочетается с космическими исследованиями?

О. К.: Чтобы ответить на этот вопрос, приведу ещё немного истории. Где-то к 1979-1980 годам нам стало интересно заниматься не только исследованием скважин, но и другими методами предварительной диагностики состояния литосферы. И у нас возникла идея создать глобальную, первую в своём роде геоинформационную систему «Космос-Воздух-Земля-Скважина». Принцип был такой: со спутников на поверхности Земли выявля­ются определённые аномалии, затем эти аномалии уточняются с само­лётов и вертолётов, и после этого исследования проводятся уже че­рез скважины. Эта сложная, много­ступенчатая геосистема создавалась нами с 1986 по 1991 год, по закрыто­му решению ЦК КПСС. На базе на­шего института был создан Межот­раслевой научно-технический ком­плекс «Геос». В этот комплекс входи­ло 57 организаций от 17 министерств и ведомств СССР. Меня назначили генеральным директором и генераль­ным конструктором этой системы. Первый этап работ мы выполнили, но с развалом Советского Союза про­ект был заморожен, и нам сказали, что России такие системы не нужны. Причём американцы разрабатывали

аналогичную систему и, в отличие от нас, довели её до конца, поскольку у них эта прорывная технология рассматривалась как национально-стратеги­ческий приоритет. У нас же на сегодняшний день фраг­менты этой системы функционируют по разным отрас­лям, но цельный проект так и не возродился. Тем не ме­нее, благодаря этому проекту нам довелось сотрудничать со Звёздным Городком и работать с космонавтами. Тогда у меня и возник интерес к космосу, поскольку в комплек­се с другими методами он реально помогает изучать глу­бинное строение Земли.

- Как бы Вы в целом оценили сегодняшний уровень продвижения исследований нашей планеты?

О. К.: Современный уровень организации геологи­ческих и геофизических исследований, с моей точки зрения, сильно уступает тому, что было в советское вре­мя. До развала СССР у нас действовало свыше 40 мощ­ных отраслевых институтов по всей территории Союза, в которых преподавали высококлассные специалисты. В значительной мере благодаря этим институтам, а так­же отчасти благодаря институтам АН СССР, был создан самый сильный в мире минерально-сырьевой комплекс, который мы до сих пор «проедаем». Ведь мы сегодня жи­вём за счёт нефтегазовой трубы, при этом ещё и ругаем её, дескать, это наше проклятие, игла, на которой сидим. Я категорически с этим не согласен. Я считаю, что геоло­ги и геофизики, которые создавали этот комплекс, - это великие люди, которых надо помнить. И сегодня надо бы продолжать интенсивные работы в этом направлении, но этого не происходит. Сейчас всё передано в руки ком­паний, которые решают не стратегические задачи, рассчи­танные на далёкую перспективу, а задачи бизнеса, заинте­ресованного в получении быстрого дохода.

- Ходят разговоры, что нефти и газа может хва­тить только на 25 лет, это правда?

О. К.: Нет, это ерунда. Существует понятие круговоро­та углерода в природе, а углеводороды - это углерод плюс водород. Уже доказано, что на старых месторождениях, казалось бы уже исчерпанных, углеводороды не конча­ются. Возникает вопрос, почему. Некоторые утверждают, что запасы просто неправильно посчитали, но мы убеж­дены, что дело не в этом. Происходит подпитка этих ме­сторождений из глубинных зон. В это пока верят не все, но уже есть опубликованные доказательства. Так что, если говорить о запасах угля, их хватит как минимум лет на 800, а запасов нефти и газа минимум на 100 лет. Речь идёт именно о промышленной добыче, сама по себе нефть не закончится никогда - пока будет Земля, будут и жид­кие углеводороды, вопрос только в том, с какой скоро­стью они будут генерироваться. Так что разговоры о том, что через 25 лет будет нефтяной кризис, носят примерно такой же характер, как и разговоры о глобальном поте­плении. Мы не раз писали о том, что эта теория не имеет под собой научной основы, это исключительно политиче­ская концепция.

- Как Вы оцениваете сегодняшнюю систему высше­го образования? Какие новые подходы в сфере высшей школы реализует созданный вами Государственный университет «Дубна»?

О. К.: В сфере образования я, прежде всего, занимаюсь геофизикой и не могу сказать, что мы создаём какие-то новые подходы к образованию. В СССР готовили пре­красных специалистов, и мы продолжаем готовить буду­щих горных инженеров и геофизиков по тем же принци­пам, не переходя ни на какие особенно новые технологии. Я считаю, что Россия слишком поспешно перешла на Бо­лонскую систему, и это отразилось на качестве образова­ния не лучшим образом. Очень многое из того, что сей­час происходит, это борьба за голы, очки и секунды, что далеко не всегда правильно. При обучении таким слож­ным дисциплинам, как физика, математика, сложная ин­женерия, чисто формальных показателей категорически недостаточно. В процессе образования непременно долж­но присутствовать творчество, и оно во многом зависит от роли профессора, который работает со студентами. Личное общение с настоящими учёными особенно важно для студентов, ведь оно даёт не только знания, но и опре­делённый эмоциональный заряд. Сейчас, например, мод­ны стали различные презентации, но я долгие годы ника­ких картинок студентам не носил, а всё писал на доске. Поскольку профессор пишет формулу медленно, студен­ты в это время думают вместе с ним. А когда тебе пока­зали готовую картинку, то думать не надо, и через пять минут всё уже вылетит из головы. Так что я считаю, что у нас сейчас большие проблемы в сфере образования, поскольку мы преждевременно отказались от высокого качества подготовки специалистов в ведущих вузах Со­ветского Союза.

- Какое место занимает РАЕН среди обществен­ных академий? Каковы её главные достижения за поч­ти 30 лет существования? Какие актуальные задачи стоят перед РАЕН сегодня?

О. К.: РАЕН была образована в 1990 году в ответ на ре­шение Верховного Совета РСФСР создать Академию наук России, поскольку до того момента существовала только АН СССР. И группа учёных во главе с талантли­вым геологом Д. А. Минеевым, ставшим первым прези­дентом РАЕН, предложила создать академию на совер­шенно новых принципах. А именно - на базе привлечения авторов научных открытий, дипломированных Государ­ственным комитетом по изобретениям и открытиям. Вер­ховный Совет России эту идею поддержал, и 31 августа 1990 года в Московском парламентском центре собрался полный зал авторов научных открытий, из которых были избраны первые 50 человек для начала работы новой ака­демии, среди них был и я.

А. Г.: Уникальная особенность РАЕН в том, что они и сейчас регистрируют научные открытия, ведь система регистрации открытий в нашей стране упразднена.

О. К.: Да, когда распался СССР, одновременно ликви­дировали и Госкомизобретений. И если изобретения се­годня ещё как-то фиксируются Роспатентом, то открытия не регистрируются вообще. РАН в своё время отказалась от этой деятельности, а РАЕН продолжила эту работу и проводит ежегодную экспертизу заявок на научные от­крытия. К нам приходит приличное количество заявок не только из России, но также из Украины и Белоруссии. Эта работа ведётся уже много лет. Кроме того, РАЕН уже третий год проводит международный конкурс «EcoWorld» на лучшие экологические разработки, связанные с со­хранением биосферы, борьбой с загрязнениями и пере­работкой мусора. Этот проект поддерживается Советом Федерации и Комитетом Государственной Думы по науке и образованию, и представители РАЕН входят в состав на­учно-экспертного совета при председателе Совета Феде­рации Валентине Матвиенко. Также академия выпускает междисциплинарный журнал «Вестник РАЕН», который по некоторым направлениям является ВАКовским.

- Как развивается сотрудничество РАЕН и РКО?

А. Г.: Я советник РАЕН и возглавляю отделение про­ектирования устойчивого развития в секции проблем устойчивого развития, которую, в свою очередь, возглав­ляет сам президент академии О. Л. Кузнецов. Проблема устойчивого развития была поставлена ООН в конце 1980-х годов. Этому предшествовал ряд исследований - климатических, экономических, социологических и мно­гих других, в том числе доклады легендарного Римского клуба. Общим идеалом человечества было провозглаше­но обеспечение гомеостатического равновесия с биосфе­рой... Эти идеи, которые в своё время были провозгла­шены ООН, имеют под собой, как и упомянутая Олегом Леонидовичем концепция глобального потепления, ос­нования чисто политические. К науке всё это отношения не имеет.

Именно поэтому первый президент РКО Борис Ев­геньевич Большаков, (который, кстати, со студенческих лет был дружен с Олегом Леонидовичем), посвятил свои труды проблематике устойчивого развития сквозь призму естественнонаучных оснований. Само же РКО возникло после того, как в процессе работы отделения проектиро­вания устойчивого развития РАЕН мы пришли к необхо­димости создания организации более широкого профи­ля, ориентированной на конкретные цели и задачи. Олег Леонидович возглавил коллегию РКО, которая на сегод­няшний день состоит из 16 советов. Нами ведётся актив­ная работа, во многом пересекающаяся с деятельностью академии. Поскольку РАЕН является крупнейшей него­сударственной научной организацией в России, она дей­ствительно стала хорошим фундаментом для запуска тех процессов и решения тех задач, которые стоят перед РКО.

Мы считаем, что невозможно говорить об устойчивом развитии человеческого общества без системного осво­ения космического пространства и включения в хозяй­ственный оборот земной цивилизации сначала ближнего космоса, а затем и более отдалённых миров. Вся стратегия устойчивого развития с позиции ООН опирается на по­стулат о том, что Земля - это ограниченная простран­ственно-временная система, исчерпаемая и подвержен­ная угрозе гибели в связи с неуправляемым ростом чис­ленности населения, ускоряющимися темпами потребле­ния ресурсов планеты и возникновения отходов в резуль­тате взаимодействия с окружающей средой. Ответить на вопрос, как осуществить регулирование и управление нашей цивилизацией в этих условиях без идеи освоения космоса и научно-технических решений в этом направле­нии, нельзя! И здесь - самая близкая связь между «зем­ной» наукой и космосом.

Также хотелось бы отметить, что чистая наука, в том числе естественная наука, в принципе освобождена от необходимости рассматривать вопрос о смысле жизни, она изучает только проявления этой жизни, её законы и принципы. А вопросы о смысле и сути - это скорее об­ласть философии. И здесь получается очень органичное дополнение, поскольку одно крыло РКО - это научно­технические решения в области космоса и космонавтики, а второе крыло связано как раз с целеполаганием, поис­ками ответа на вопрос, зачем лететь в космос, а вернее по­чему нельзя не лететь в космос.

- Насколько Вам близка философия русского кос­мизма? Можно ли выделить в ней не только нрав­ственно-этический, мировоззренческий, но и исследо­вательский потенциал?

О. Л.: Я считаю школу русского космизма по- настоящему великой. Помимо выдающихся философов, там были и крупнейшие учёные-естествоиспытатели, и бу­дущие технические гении, поэтому это не только философ­ская, но также, безусловно, научная и в каком-то смысле технологическая школа. К сожалению, за исключением от­дельных имён, эта школа малоизвестна среди традицион­ных учёных. Из философов более всего известен Н. Ф. Фё­доров, из учёных этой школы знают К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, Д. И. Менделеева, С. А. Подолинского, Н. Д. Кондратьева, А. Л. Чижевского, Э. С. Бауэра. Но в це­лом сосчитать членов этой школы трудно, ведь она не была каким-то формальным объединением.

Основная драма школы русского космизма в том, что она зародилась параллельно с западной школой кванто­вой механики, и работы её представителей появлялись одновременно с работами, формировавшими физи­ку XX века. Школа квантовой механики была воспринята гораздо более широко, поскольку за ней стоял серьёзней­ший математический аппарат, сложнейшие эксперимен­ты, реальные научные открытия, и всё это было очень привлекательно для людей. А в школе русского космиз­ма таких очевидных научных работ, способных вызвать широкий интерес, не было, и их идеи большинству были не очень понятны.

Серьёзным препятствием стало и то, что идеи космистов, отталкивавшихся от работ Дарвина, вступали в про­тиворечие со вторым законом термодинамики Клаузиуса, согласно которому в любой термодинамической системе возрастает энтропия, механическая энергия уменьша­ется, что в итоге должно привести к «тепловой смерти». Работы Дарвина, а затем и Вернадского утверждали, что этот закон распространяется только на закрытые систе­мы, а в открытых системах, к которым относится Земля, наоборот, идёт процесс уменьшения энтропии за счёт увеличения свободной мощности системы. Классические физики этого не могли и не хотели понять, они привыкли к идее близкого конца.

Опровержение же привычного взгляда на будущее Земли меняло и роль человека. Тот же Подолинский по­казал, что она совсем не в том, что человек уничтожает природу и тем самым ускоряет деградацию, а в том, что он за счёт своего труда перераспределяет входную мощ­ность, которую получает Земля из Солнечной системы, и от него зависит, станет ли она мощностью потерь или мощностью развития. Некоторые до сих пор говорят об этом через губу...

А. Г.: Ещё бы! Ведь признание закона сохранения мощ­ности как общего закона природы требует пересмотра всех систем взаимоотношений как внутри человеческого общества, так и между человеком и природой. Появляет­ся некое новое правило, позволяющее универсально из­мерять процессы, протекающие в экономике, экологии, народном хозяйстве, системе социальных отношений и т. д. Всё это лишает возможности манипуляций. В лю­бом процессе придётся учитывать мощность потерь и по­лезную мощность системы, стремиться к снижению пер­вой, одновременно увеличивая вторую. Но именно в этом законе заложена возможность решения тех противоречий между природой и человеком, которые были обозначены ООН.

- Олег Леонидович, мы встречаемся накануне 85-летия Юрия Алексеевича Гагарина (он родился 9 марта 1934 года). Вы - младший ровесник первого космонавта Земли, принадлежите к тому же предво­енному поколению. Что для Вас, как учёного и совре­менника Гагарина, значит его фигура, его личность?

О. Л.: Личность Гагарина у любого нормального че­ловека может вызывать только восхищение. Когда после полёта он возвращался в Москву, я вместе с многотысяч­ной толпой стоял на Крымском мосту, и могу сказать, что никого ещё так не встречали, как Гагарина. Когда всма­триваешься в его фотографии, его лицо вызывает очень тёплые чувства, в том числе чувство гордости за страну и за те высокие технологии, которые были в ней созданы. Хотя он не создавал эти технологии, он был первым, кто их опробовал. Его поступок - это шаг навстречу неизве­данному. Неслучайно именно Гагарина выбрали в каче­стве первого космонавта. Ясно было, что этого человека будут боготворить миллионы и даже миллиарды людей на планете, и важны были не только его способности, но и его обаяние, его личность, полностью соответство­вавшая образу советского человека.

А. Г.: От себя добавлю, что наше отношение к Гагарину выразилось в том, что мы создали Общественно-государственный комитет празднования 85-летия со дня его рожде­ния, который возглавил Герой России, лётчик-космонавт В. И. Токарев. Комитет реализует широчайший спектр про­светительских проектов - десятки олимпиад, исследований, выставок, конференций, гагаринских уроков и т. д.

Гагарин - не только первый космонавт Земли, но и Че­ловек с большой буквы, уникальный представитель своей эпохи. Миллиарды людей по всему миру рукоплескали ему в едином порыве и были счастливы, что самый, ка­залось бы, обычный человек вышел за пределы нашей планеты. Улыбка Гагарина, его такт, его жертвенность действительно подкупали. Многие, кто лично с ним об­щался, рассказывают, что магия обаяния была в просто­те, доступности, участии, которое он проявлял. Когда он посетил 30 стран с миссией мира, его всюду встречали огромные народные массы, и это дало невероятный им­пульс обсуждению необходимости перехода от гонки во­оружений к позитивному соперничеству космической на­правленности.

Сегодня очень много идолов, которые опускают нас на уровень самых низменных потребностей, и мир как никогда нуждается в настоящих идеалах. И Юрий Алек­сеевич Гагарин - один из носителей этих идеалов.

Источник - Марианна Марговская, журнал "Наука и религия", №4, 2019