Наиболее многочисленными «корсунскими» реликвиями в Древней Руси стали кресты-энколпионы, то есть, в переводе с греческого, «на-грудные».
Путь святынь из Крыма в княжества Древней Руси
Крымские топонимы: Таврия, Сурож, Сугдея, Корчев – имеют каждый свой особый оттенок. Среди них имя «Корсунь» и производное от него прилагательное «корсунский» ассоциировались с исконной священностью. Корсунские кресты, корсунские иконы пользовались особым почитанием, поэтому так могли назвать реликвию, подчас не имевшую прямого отношения к Херсонесу (древней части Севастополя), но высоко ценимую, важную. Например, бронзовые врата, изготовленные в Магдебурге в 1152–1154 годах по заказу клира Плоцкого собора, а затем украсившие западный портал Софии Новгородской, традиционно называли «Корсунскими». Причина такого почтения к слову «корсунский» – не только в истории Крещения Руси, Корсунском походе великого князя Владимира Святославича, определившем судьбу русского народа, но и в трепетном отношении к святыням, появлявшимся из Крыма. Этот ореол сформировался до Владимира и связан с эпохой иконоборчества (VIII – начало IX века).
Крымские иконопочитатели: за и против
Чуфут-Кале, Черкес-Кермен, Инкерман, Шулдан, Мангуп, Тепе-Кермен, Мармара, Качи-Кальон… Древние комплексы, состоящие из пещерных монастырей и крепостей Крымских гор, ныне хорошо известны туристам и паломникам. Благодаря филологу Василию Васильевскому и археологу Юлиану Кулаковскому скальные монастыри юго-западной части полуострова в начале XX века прочно связываются с православными почитателями икон, вынужденными эмигрировать из центральных областей Византийской империи в эпоху ереси иконоборчества. Кулаковский выявил сходство между крымскими монастырями и пещерными обителями, основанными в Апулии (южной Италии) и Сицилии массово переселявшимися туда греками-иконопочитателями.
Более поздние раскопки поколебали столь прямолинейное отождествление. Географически – не выступает за границы христианского княжества Феодоро (Готии), возникшего спустя полтысячелетия после иконоборчества. Нет никаких данных о том, чтобы действия администрации византийского Херсонеса расходились с официальной линией иконоборцев. Печати и монеты несут на себе ту же символику, что в метрополии, те же портреты императоров‑еретиков Льва III и Константина V. Святитель Иоанн Готский (ум. 788/802–807), твёрдо державшийся иконопочитания, похоже, официально не был утверждён на епископской кафедре при иконоборцах, да и позднее проживал всё больше вне полуострова.
Однако даже строгие критики «иконопочитательского» прошлого Крыма (археологи Александр Герцен, Юрий Могаричев, например) не могут отрицать письменные свидетельства о наличии там большого числа верующих, сохранивших православие. Только речь следует вести не об их бегстве в пределы крымских епархий, а о ссылке. Именно об этом писал православным корсунским собратьям святой Феодор Студит в 821 году ободряющие письма. Феодор не просто писал, но и поддерживал иконопочитателей денежно.
Чиновники Херсонеса и подотчётное им население, безусловно, следовали в фарватере императорской политики, но их «иконоборчество» было не столько сознательным, сколько вынужденным. По-иному и не могло случиться на фронтире, где основную роль играла принадлежность к цивилизованному сообществу перед лицом варваров, а религиозные разногласия отступали на второй план.
Не желая следовать иконоборческой программе, которая волей-неволей осуществлялась в действующих обителях, иконопочитатели организовывали независимые монастыри в пещерах, где монашеские правила иногда соблюдались не столь строго, а в братство принимали «просто и без разбору». Укоры в незнании устава Василия Великого можно найти в письме того же Феодора Студита архимандриту Готскому.
Крым и Северное Причерноморье оказались теми частями Византийской империи, где так или иначе сохранилась непрерывность иконопочитания. После VII Вселенского Собора, утвердившего догмат иконопочитания, скальные монастыри на некоторое время обезлюдели. Между тем начало жительству в пещерах было положено, к тому же овеяно славой исповедников иконопочитания. Это объясняет, почему в последующие века оно возобновилось, и преобладание более поздних находок. Главное же, что в пределах Херсонесских владений уцелело множество святынь доиконоборческого периода, которые активно истреблялись в центральных областях. Это обстоятельство легло в основание смысла, наполнявшего эпитет «корсунский».
Корсунский крест из Грузино
Наиболее многочисленными «корсунскими» реликвиями в Древней Руси стали кресты-энколпионы, то есть, в переводе с греческого, «на-грудные». Это двухстворчатые кресты из бронзы, внутрь которых помещали частицы святых мощей, артоса и других разновидностей освящённых просфор. Энколпионы носились поверх одежды, абсолютное их большинство было изготовлено, разумеется, не в Херсонесе, но название «корсунский» они носили не зря.
Есть группа энколпионов, совершенно не похожих на остальные. Они явно сделаны по средиземноморским образцам, хотя уже часто с искажениями. На некоторых изображения тщательно вырезаны в низком рельефе и сопровождаются греческими надписями, на других выгравированы фигуры в позе орант (с поднятыми обеими руками) и орнаментальные мотивы. Пальцы рук намеренно увеличены. Это вполне узнаваемый стиль, такого типа крестов особенно много находят в Сирии, Египте, Греции, Северной Африке и на Сицилии. Но не только, ещё и в Бельгии, Дании, Италии, Далмации, Болгарии, на Кавказе и, разумеется, в Крыму. Всё это территории, окружающие центр Византийской империи (но его не захватывающие) или даже выходящие за её пределы, где проживало население, сохранявшее почитание икон, не взирая на гонения. Подавляющее большинство энколпионов, найденных в самом Херсонесе, относится именно к этой группе.
Другой тип крестов «корсунчиков» – нательные, каменные. Они делались из мягких декоративных пород: глинистого сланца, известняка, пирофилита, агальматолита, змеевика, аргилита… Довольно часто имели металлические обкладки на концах и могли входить в состав ожерелий, носимых поверх одежды. «Корсунчики» редко встречаются за пределами Руси.
Ещё один разряд крестов с названием «корсунский» – так называемые процессионные, выносные кресты, водружавшиеся на штандарт и использовавшиеся на крестных ходах (процессиях). В обычное время они стояли за престолами храмов, поэтому описываются также как запрестольные или «воздвизальные». Один из «корсунских» запрестольных крестов находится ныне в Переславском Никольском монастыре (которому и принадлежал раньше), сохраняя статус музейного экспоната. Ещё несколько выносных «корсунских» крестов украшают Музеи Московского Кремля.
Каждый из них имеет собственную, часто интересную историю, как, например, западноевропейское распятие из горного хрусталя, предположительно XV века, сопровождавшее византийскую невесту Софию Палеолог из Рима в Москву. Его должны были нести перед её входом в Кремль, однако поскольку исполнить это намеревался папский легат, жених, великий князь Иван III, распорядился «крыжи у легатоса отнявши, да в сани положити». Боярин Фёдор Хромой ответственно подошёл к заданию и попросту вырвал католический крест из рук легата, когда тот не доехал до Москвы 15 вёрст. «Тогда же убоялся легатос», – отмечает летопись.
Почему выносные кресты называются «корсунскими»? Их форма восходит к древнему процессионному типу, воспроизводящему крест равноапостольного Константина, явившийся императору перед Мильвийским сражением. Один из подобных крестов украшал площадь Царьграда. «В северной части форума стоит крест [такой], каким увидел его на небе великий Константин, позолоченный и с круглыми шарами [яблоками] на концах», – писал анонимный византийский автор конца VIII – начала IX века.
Как ни странно, ближе всего к этому описанию, равно как и древнее, – крест, не носивший в описях названия «корсунский». Его нашли на колокольне церкви Происхождения Честных Древ Креста в Орелье (1804) в 1925 году и переправили в Новгородский историко-архитектурный музей. В Орелье, в свою очередь, крест попал из Андреевского собора села Грузино (1806), построенного графом Алексеем Аракчеевым. Впервые описавший чеканный крест византинист Алексей Смирнов датировал его XI–XII веками, отметив, что раньше тот был покрыт позолотой и украшен самоцветами. На чеканных медальонах изображались два деисуса с Богоматерью и Иоанном Предтечей на одной стороне и архангелами – на обратной. В других медальонах были помещены Николай Чудотворец и святые воины Димитрий, Феодор и Георгий. Вокруг всех медальонов и по борту ветвей протянута нить жемчужных бусин. Все надписи на более-менее правильном греческом, что свидетельствует о его изготовлении византийским мастером.
Ближайшими аналогами этого (пострадавшего в годы Великой Отечественной войны) памятника являются эмалевый крест из церкви Мацхвариши в Сванетии и крест из Лавры Святого Афанасия на Афоне, оба XI века. Иными словами, крест из Орелья – современник святого Владимира и Крещения Руси. С таким крестом мог встречать русского князя, вступающего в покорённый Херсонес, будущий настоятель Десятинной церкви в Киеве Анастас Корсунянин. Интересно также, что Грузино, где первоначально находился крест, считается самой северной точкой Скифии, которой достиг в своём миссионерском путешествии апостол Андрей. Там он водрузил крест по аналогии с Киевскими горами. Вполне вероятно, что в новгородские края сей – поистине корсунский – крест попал сразу после принятия христианства в XI веке.
Никола Корсунский и Зарайский
Из Новгородчины переместимся в Рязанское княжество XIII века и рассмотрим икону Николы Заразского, или Зарайского. Именно в Рязанском крае утвердился новый иконографический тип святителя Николая. Чудотворец представлен в рост, он опирается на обе ноги, держа Евангелие в левой руке и благословляя правой. В Византии такая постановка подобала строгому ревнителю православия. На Руси Николай был осознан как верховный протектор, защитник «от онаго поганых насилия».
Принёсший его из Корсуни священник-грек Евстафий Рака в чём-то повторил путь Андрея Первозванного, обозначив векторы Крещения Руси. Евстафий выехал из Корсуни и, пройдя через южную (Киев) и северную (Новгород) столицы Руси до крайних пределов распространения православия (Латгалия), остановился на Рязанщине – форпосте христианизации Степи.
Какая причина заставила настоятеля херсонесского храма Евстафия отправиться в столь длительное странствие? С определённого момента пресвитеру начал регулярно являться во сне святитель Николай. Он побудил Евстафия перенести его икону в неведомую Рязанскую землю и переехать туда вместе с семьёй. В окрестностях города Зарайска Евстафий был торжественно встречен князем Фёдором Юрьевичем вместе с епископом Ефросином, также греком (выходцем с горы Афон), правящим рязанским архиереем.
С самого их прихода образы Богоматери Одигитрии и Николы Корсунского-Заразского воспринимались как главные святыни княжества. Кто знает, не спасло ли их почитание епископа Ефросина, чудом не оказавшегося в Старой Рязани, когда её запалили монголы? «А епископа ублюде Богъ, – сообщает летопись, – отъеха проче в тот год, егда рать оступи град». Накануне строительства Василием III каменного кремля в Зарайске (1528–1531) туда перемещается образ Николы. Это было уже в эпоху окончательного возвышения Москвы.
Последнее неразрывно связано с отправкой туда реликвий из других городов. Святые мощи и чтимые иконы были средоточием жизни православного русского этноса, поэтому их концентрация в столице являлась высшим оправданием её главенствующей роли. Другим способом сакральной легитимации центральной власти стало регулярное паломничество её представителей к святыням, хранившимся на прежних местах. Паломнические маршруты великого князя и митрополита проявляли единую сакральную географию Руси, возникшую задолго до централизованного государства.
Опрометчиво полагать, однако, что московские власти могли передвигать святыни без серьёзной легитимации своих действий. Правомочность нового переезда корсунского образа – из Рязани в Зарайск – произошла с ведома его хранителей, потомков Евстафия Раки. Служение перед иконой Чудотворца оставалось без малого 400 лет прерогативой этого иерейского рода. Чин хранителя наследовался, о чём свидетельствует генеалогия «Род служителей чудотворца Николы Заразского», прилагавшаяся к циклу Повестей. Практически неизменной она воспроизводится в разных редакциях Повестей.
Образ «пришёл» из Корсуни перед тяжелейшими испытаниями, словно для того, чтобы укрепить рязанцев. Даже в эпоху разорения службы перед иконой Николы не прекращались, соединяя поколения между собой: сначала в новой столице, Переяславле-Рязани, а с конца XV века в Зарайске. В 1610 году представитель рода хранителей, заразский протопоп Димитрий, выступил против польсколитовских интервентов вместе с князем Пожарским.
Изначальный, корсунский образ, к прискорбию, не уцелел. Судя по его историческому преемнику, образу Николы Можайского, он существовал в виде скульптуры, а не плоской иконы на доске. И это ещё одно свидетельство в пользу древности его происхождения. Особую ненависть у иконоборцев вызывали скульптурные, реалистичные изображения Христа, Богоматери и святых. Именно они в первую очередь уничтожались в византийской митрополии и именно их старались вывезти за её пределы сохранявшие православие почитатели икон.
Роман БАГДАСАРОВ
Источник: «НиР» № 9, 2023
На фото: Пещерный монастырь Челтер-Мармара в Крыму