Индия видится русскому человеку страной сказок до тех пор, пока он ещё пребывает в створе мифологического мышления. Реальность располагает видеть в таком феномене
мировой цивилизации лишь непочатый материк для исследований. Об Индии мы беседуем с кандидатом философских наук, доцентом Российского университета дружбы народов и Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Еленой АНИКЕЕВОЙ, чья прямая научная специализация – как раз та самая «Индия духа».
– Елена Николаевна, представим, что я ничего не знаю об индуизме ни как о религии, ни как об образе жизни и мысли целой цивилизации. Возможно ли дать ему какое-то определение, доступное профану, или любое определение будет неоправданно редукционным, насильственно сужающим тонкие контексты, в которых и состоит основная суть?
– Я предпочитаю давать определение индуизму как культурообразующей религии Индии словами специалистов, изучавших индуизм вплотную, в «поле», и при этом с точки зрения культурных антропологов, – М.К. Кудрявцева и Е.Н. Успенской. Так, они определяют, что индуизм – религия касты.
Каста (на санскрите – «джати», или «рождение») – прирождённый социальный статус. Касты различают людей онтологически, то есть в бытийном смысле, а касты и люди определённых каст отличаются друг от друга, как отличаются друг от друга различные роды и семейства животных: коровы от обезьян, кроликов, и так далее. Кастовые перегородки малоподвижны и очень жёстки. Каста – эндогамная группа: браки совершаются внутри неё. Это не только родовая племенная общность людей, но ещё и социальные группы определённых профессий.
Роль религии в кастовом обществе такова, что каждая каста или группы каст (брахманы, кшатрии, вайшьи – три высших касты, «дважды рождённые». – Прим. ред.) имеют свою «под-религию», или кастовую дхарму («джати-дхарму»), внутри индуизма, которая несёт в себе очень обширный пантеон, не имеющий универсального характера для всех индусов. Правда, общие божества более-менее приемлемы для трёх упомянутых высших каст.
Каждая дхарма – довольно широко трактуемый термин, подразумевающий как всякий закон религиозной жизни, так и саму религию. Каждая каста имеет своих племенных божков, и здесь мы видим тесную связь образа жизни, мировоззрения и религиозной идеологии. Индуизм – религия, пришедшая из глубокой древности и претерпевшая не слишком большую трансформацию даже в XXI веке.
Образ жизни, еда, форма одежды – всё это разделено именно по кастовым признакам, но, конечно, есть универсальные вещи, неизбежно влияющие на современную индийскую действительность.
В национальной прессе часто пишут, что «раньше было всё понятно», а теперь, когда встречаешь человека, не слишком понятно, какой он касты, – жалуются приверженцы индуистской ортодоксии, но такие исключения лишь подтверждают правило. Подавляющее большинство браков в индуизме совершается по кастовым законам, и организуются они у высших каст семейными брахманами, этакими наставниками-гуру.
Внутренний закон туристам не виден. Даже если задать вопрос, к какой касте принадлежит человек, торгующий кожаной обувью (выделка кожи требует соприкосновения с трупами животных, и потому такое занятие считается «нечистым»), ответ может быть весьма туманным. Понятно, что брахманы никогда не занимаются обувью и даже будут стараться не прикасаться к обувщикам и не общаться с ними, хотя они носят кожаную обувь – но только после определённых ритуалов очищения. Кажется мелочью, но, согласитесь, определяющей.
Вот почему индуизм – это не только общие мировоззренческие понятия, хотя для всех индусов без исключения важны три догмата. Первый – это как раз «карма», гласящий, что деяния, совершённые человеком в этой жизни, преследуют его в будущей и никак не могут быть отменены, причём речь здесь идёт не только о деяниях, но и об их мотивах, что делает саму жизнь подлежащей непрерывной нравственной оценке – и довольно, как вы понимаете, жёсткой.
Второй догмат – «сансара», означающий перерождение. В индуизме есть представление о душе, в разных философиях трактуемой по-разному. Душа у индусов не переселяется в новое тело целиком, а лишь «кармическими остатками», но самое главное – перемещение её неизбежно, хоть в обычного человека, хоть в небожителя, хоть в подземное страшилище. Кармическая цепь нигде не прерывается. И третий догмат – это освобождение от цепи сансары и достижение мокши или нирваны (в индуизме или в буддизме, соответственно).
– Росший в Университете дружбы народов, я хорошо помню индийских студентов 1970–1980-х годов, улыбчивых юношей и девушек, во взгляде которых читался интерес к нам, советским тогда людям, и – за широкой улыбкой – некоторая закрытость, нежелание «распахиваться»… Природный такт или инстинктивное выстраивание барьера от людей другой веры и опыта?
– Индийцы, по моему опыту работы в индологии, – одни из самых сосредоточенных на себе и своей культуре и религии людей в мире. Несмотря на «прогресс» науки и техники, они уверены, что их духовная культура выше, глубже, и все научные открытия уже были заложены в том или ином виде в индийских текстах. В душе индиец убеждён, что и теория относительности Эйнштейна была известна в ведах (учение о космических циклах, насчитывающих миллиарды лет), а понятиям клетки, микробов, вирусов и других микроорганизмов ещё в древности учили древние джайнские тексты.
Тезис о превосходстве их культуры заложен и в массовом сознании, и в элитарном. В Индии выпущено немало книг философского, околофилософского и псевдорелигиозного характера, в которых серьёзно утверждается тождество индусского и научного «мировоззрения». Их авторы даже не ставят перед собой методологические вопросы о различении характера научного и религиозного знания. Могу сослаться, например, на книгу «Универсум веданты» (1974), в которой отождествляются достижения квантовой механики и ведические представления, несмотря даже на то, что эта работа вызвала бурю критики со стороны индийских марксистов.
– Зная самые начала лингвистики и листая санскритско-русский разговорник, лично я не обнаружил какого-то особенного сходства русского языка и санскрита, о котором любят говорить в некоторых околофилологических кругах и массовой культуре. Является ли, по Вашему мнению, подобная точка зрения натяжкой? Топонимика речных названий – достаточное ли основание для подобных утверждений? «Мокша» (индуистский термин. – С.А.), например, слово знакомое, это название поволжской народности, но дальше… Когда, сколько тысяч лет назад наше индоевропейское прошлое было действительно общим?
– Языковое совмещение русского языка с санскритом и его генетическое происхождение из индоевропейского корня не есть измышление неких невежд, но является научным фактом и продолжает изучаться лингвистами и филологами. Могу привести языковые параллели между русским и санскритом: брат – бхратри, будить – будх (отсюда имя Будды, то есть «пробудившийся от сна невежества»), ведать – Веды, весна – васанта, волна – валана, десница – дакшина, живой – джива/душа, приятный – прия, светлый – швета, свекровь – свакри, творить – твар, и т.д. А названия цифр на русском идентично санскритскому: эка, два (санскрит!), три (санскрит!), чатур, панча, и т.д.
– Входит ли в круг Ваших научных интересов генезис русско-индийских связей в культуре на глубинном уровне? В последние несколько десятилетий опять же в массовом сознании прижились довольно сложные и основополагающие понятия индуизма – карма, дхарма, сансара и даже мокша, а с открытием довольно многочисленных в современной России студий йоги – и куда более редкие и совершенно некогда не используемые. Насколько они упрощены на русской почве, до полной ли своей противоположности или местами до плоских фраз вроде «хорошую религию придумали индусы»?
– Русско-индийские связи – это одно (путешествия, торговля, политика и др.), а возможность совмещения религиозных традиций – это уже другое. Я занимаюсь изучением индийских религиозных традиций в сравнительном аспекте, в том числе в сопоставлении с христианством.
С одной стороны, в нашу жизнь вошли такие индийские понятия и реалии, как «аватар», поздравление с Новым годом (змеи, дракона, зайца…), имеющим свои корни в буддийском учении «калачакры», термин «карма», который, кстати, у нас используется не в специфически индийском значении, необходимо связанном с переселением души, а просто как воздаяние за содеянное, – всё это как некий «индусский налёт», на мой взгляд, не может представлять большой опасности для духовного здоровья россиян.
Другое дело – йога: позы статической гимнастики, возможно, и не вредят, но как духовная практика, тесно связанная с этими позами, она представляет собой прямую противоположность монотеизму, который исповедует подавляющее большинство жителей нашей страны. Цель религиозной йогической психотехники заключается в достижении транса – пресечении сознания личного «Я» и переходе в безличностное состояние, сравнимое с божественным миром (как его понимают философы индуизма). Таким образом, психологически и метафизически растворение личности в безличном, распад Богом данного образа человека совершенно не совместим с нашими традиционными религиями – христианством и исламом.
– Северному сознанию почти немыслимо представить себе индуизм целокупно, охватить все его направления и течения. Разумеется, столь сложная и живая система демонстрирует все признаки саморазвития и внутреннего усложнения, и даже советская индология признавала перманентное обновление индийской философии и религии. В чём оно сегодня выражается? Кто из индийских религиозных философов сейчас выдвигает революционные идеи, происходит ли внутри религии идейная борьба – и относительно каких именно понятий?
– Я бы сказала, что в области религии индийцы – наиболее консервативная часть населения земного шара, и большинство из них не считают необходимым изживать, например, кастовую систему. В современной Индии сохраняются даже традиционные касты проституток, когда девочек посвящают богине, и они становятся танцовщицами и «девадаси» («храмовыми проститутками»), а впоследствии объектами секс-трафика и рабынями в борделях.
Революционной в этом плане можно назвать деятельность выдающегося борца против женской эксплуатации Ручиру Гупту. Она, будучи талантливой журналисткой, в своих книгах и фильмах вскрыла эту язву индийской жизни, организовала благотворительное общество реабилитации и просвещения и в результате добилась международного признания (получила премии, выступала в ООН и т.д.).
В целом же, если говорить об освоении современных технологий, индийцы в значительной степени преуспевают, но сочетают в своей повседневной жизни традиции и новации.
– Религия, допускающая одновременно и многобожие, и монотеизм, и даже атеизм, наверное, отрицает возможность существования ереси. Но умеет ли индуизм отбрасывать ложные и искажающие учения или равнодушно обходит их молчанием? Как сказывается подобная разноплановость индуизма на единстве общества? Не кажется ли Вам, что общества, пошедшие по пути «приятия самих себя», более устойчивы, нежели те, чья внутренняя суть – поиск единственно правильного пути и отвержения всех прочих? Не стоит ли России поучиться здесь у индийцев, или каждая суверенная цивилизация при адаптации иных веяний в определённом смысле теряет саму себя? Не угрожает ли нам наша же переимчивость?
– Тут уж, извините, в вопросах философии религии я должна Вас поправить: термин «атеизм» неправильно применять к такой религиозной традиции, как буддизм («атеистическая религия» – оксюморон какой-то), и такое наименование не принято в академической среде. «Монотеизм» применительно к индуизму некоторые исследователи употребляют, но, я бы сказала, некорректно и непродуманно. Здесь я следую за такими корифеями индологии, как немец Пауль Дойссен и индус С. Радхакришнан, которые вывели формулу для индуизма: «монизм против монотеизма».
Поскольку разработка данных определений является важной частью моей работы, то здесь я отстаиваю тезис о том, что строгий монотеизм как учение о едином личном Боге-Творце и Промыслителе мира соответствует исключительно авраамическим религиям, что также утверждали вышеупомянутые авторы. А «монизм», то есть учение о Едином Абсолюте, встречается в большинстве развитых религий и философий, не принадлежащих к монотеизму. Разница же между ними заключается в том, что индуистский Брахман, Параматман и имеющий другие названия Абсолют в своей основе безличностный.
Но Вы совершенно справедливо можете спросить, как понимать индийский «политеизм» – там же могучий пантеон богов, которых тоже можно назвать личными богами. И как же так получается, что в индуизме монизм совместим с политеизмом? – такой вопрос вполне закономерен. Ответ заключается в том, что все эти «личные» боги (а в индуизме их 3333) не есть Абсолют, и они «благополучно» исчезают, растворяются в безличном Брахмане среднего рода, который выше и глубже, согласно индийской теологии, чем личный Брахма (мужского рода) или другой бог. Иными словами, боги индуизма, как и в любой политеистической религии, выходят и рождаются из чего-то безличного, например, из Океана в гомеровской мифологии, и также могут исчезнуть и раствориться в этом безличном. Проблема заключается в понимании личности как таковой. Личность богов в политеизме относительна, функциональна, а в монотеизме божественная Личность/Ипостась абсолютна, субстанциальна.
– Однако Вы занимаетесь более конкретно индуистским учением об Ишваре, что есть единый личный бог в индийской философии. Тогда этот индийский «атрибутивно-функциональный» теизм (ишваравада) в то же время «безличностный»? Или он мало чем отличается от авраамического и христианского, в частности, теизма/монотеизма? Порождение ли он рационализма или совершенно иной природы, чем возможно себе представить?
– Вы коснулись тонкого вопроса индийской теологии. Индийцы в лице определённых средневековых философов (Удаяны и его предшественников) были не удовлетворены, можно сказать, тем, что личные боги должны находиться на каких-то низших уровнях почти «сансарного» существования, эти философы хотели повысить статус личности богов и закономерно пришли к идее единого личного бога Ишвары. И всё же… всё же… Из суммы мелких личностей нельзя получить абсолютно личного и единого бога. Все индийские религиозные философы остались в рамках политеистической парадигмы, и они принимают существование низших богов или отождествляют их с Ишварой. Получается, что Ишвара – личнобезличностный, и к тому же он не творит мир из ничего, как в монотеизме, но сообразуется с законом кармы.
А насчёт рационализма в индийском теизме Вы попали в точку: таких изощрённых рациональных доказательств существования Бога/Ишвары, как у индийских философов, не знали даже европейские схоласты.
– Едины ли – в общем и целом – религиозные и национальные ценности России и Индии? Как далеко отстоят православная Троица и индийские Тримурти? Причинно-следственная связь человеческих мыслей и поступков признана христианством давным-давно, однако к законам кармическим оно не пришло. Разнится и понимание свободы воли, и само учение о личности: в индийской традиции человек скорее «комбинаторика» некоторых базисных элементов, у нас – плод и Божественного, и личностного произвола. И в итоге мировоззренческая пропасть между Россией с Индией куда глубже, чем с тем же Западом… Разные понятийные ряды, этика и психология восприятия. Преодолима ли она?
– Вы правы в том, что разница между нами и индусами в мировоззренческих системах огромна.
Тримурти – это три бога (Брахма, Вишну, Шива), соединённых вместе, и по сути – троебожие, а догмат о Святой Троице говорит, что Бог един и имеет Три Лица/Ипостаси; каждый из Тримурти появляется из безличного Брахмана (среднего рода) и может в нём же раствориться, а Божественная Ипостась не может возникнуть или исчезнуть, потому что она «ипостась»/субстанция. Различие в религиозных парадигмах: поли- и монотеистической – проистекает от различного понимания личности Бога.
Насчёт преодоления различий давайте различать мировоззренческие основы той или иной культуры, которые, с одной стороны, невозможно уничтожить (ибо с их уничтожением исчезнет сама уникальность культуры), а с другой – общественно-политическое взаимодействие между народами, товарный обмен, фестивали искусств и т.д. Участвуя в работе 25-го Международного философского конгресса в Риме в августе 2024 года, я пришла к выводу, что девиз этого конгресса «Философия поверх границ» (across boundaries) не подразумевает стирание границ: не «against boundaries». Предполагается сохранение культурной и религиозной идентичности при возможности открытого диалога и дискуссии.
– Насколько, по Вашему ощущению, близка нам или далека от нас «Индия духа», край не столько блаженства, сколько всепроникающей гармонии человека и природы? Возможен ли сегодня более интенсивный культурный обмен между нашими странами и в каких именно, на Ваш взгляд, значимых областях? Достаточно ли сегодня переводчиков с одного языка на другой, совместных инициатив?
– С учётом того, что мы обсудили в предыдущем вопросе, можно усмотреть, в каких конкретных формах взаимодействие между культурами двух стран было бы полезно и плодотворно – например, обратить наше внимание на то, как бережно относятся индийцы к своей собственной традиции; или взять тему природы, отношения к окружающей среде, включая экологическую проблему, которая всегда занимает людей разных стран и этносов, и здесь нам есть чему поучиться или что перенять.
А в сфере культурных обменов и фестивалей, мне кажется, было бы не лишним указывать, что в конкретном произведении или на экскурсии является элементом религиозного культа, чтобы приезжий или участник не оказался невольно втянутым в исполнение некоего ритуала. Когда организуется так называемый религиозный туризм или паломничество, то для представителей другой религиозной традиции окажутся неприемлемыми какие-то действия. Так, в Японии восхождение на Фудзияму есть часть религиозного культа, так что вести себя в далёких странах следует крайне осторожно.
– Постколониальное познание индуизма Западом началось в 1960-е годы и сопровождалось открытием и в Индии, и в США огромного количества ашрамов. Можно ли говорить о том, что «детям цветов» в каком-то смысле подсунули суррогат, приспособленный под западную «жажду самопознания», сопровождаемую вульгарно понятой медитацией под руководством удачливых дельцов и употреблением наркотических веществ, или среди ашрамов преобладают подлинные ашрамы с традиционными для Индии ценностями? Не видите ли Вы в некоторых откровениях Махариши, Саи Бабы, Ошо (Раджниша), Садха Гуру, с одной стороны, некоторой лёгкой насмешки над суетным западным сознанием, а с другой – попытки адаптировать сложнейшие понятия к нему с целью стать более понятными и, что греха таить, «монетизируемыми»?
– Эти явления, связанные с увлечением восточными учениями и практиками, имеют свою причину в кризисе западной цивилизации и духовности.
Почему экзотическая поп-мистика кажется западному человеку настолько привлекательной и более приемлемой, чем православие? – Культ прогресса, новизны движет массовым сознанием, и хотя многие восточные культы древние, на западной почве они становятся новыми религиозными формами, и образуются новые религиозные движения (НРД).
А православие – это христианство, которое уже «скучно», привычно и кажется, что понято, изучено и неинтересно. Разумеется, политика Ватикана, особенно после Второго Ватиканского собора, была чётко направлена на диалог именно с восточными нехристианскими религиями, которые стали пониматься в гораздо более положительном ключе, чем ранее, и даже так, что через них действует Святой Дух. Также нельзя сбрасывать со счетов и серьёзные финансовые вливания в эти НРД, что связано с насаждением унификации, глобализации, мультикультурализма, подрывающих основы традиционных ценностей и культурной идентичности.
– Идут ли в индийском обществе секулярные процессы, и насколько они сопричастны планетарной глобализации, отказу от самобытности и замене национального начала на усреднённые потребительские стандарты? Формально и Индия, и Россия ведут сражение за свою самобытность. Началась ли в нынешние годы действительно постколониальная эпоха, или один колониализм сменился другим, но более изощрённо устроенным? Насколько сильно в Индии духовное и цивилизационное влияние англосаксонской культуры, идёт ли оно на спад или, напротив, укореняется как стандарт «высокой» культуры Запада, и насколько сильно влияние в мире индийской диаспоры, то есть насколько интенсивны процессы, способствующие экспансии индийских национальных ценностей?
– Начну с последнего – экспансии индийских ценностей. Для весьма определённого сегмента потребителей успешно распространяется индийский кинематограф, в силу мирового разделения труда так называемая «Биг Фарма» завязана на индийское сырьё, а большая часть Силиконовой Долины заселена именно индийскими программистами, и последнее не случайно, но тесно связано с индийской философией и филологией: наиболее древняя, сложная и совершенная грамматика Панини имеет религиозный корень и поражает лингвистов аналогами современным достижениям науки; лингво-философия системы мимансы; та же традиция рациональной теологии, о которой здесь упоминалось, – всё это внесло свой вклад в современную науку.
Однако данные факты совсем не приводят и не должны неизбежно приводить к секуляризации, отказу от традиционных религиозных ценностей: религия и наука не противоречат друг другу, как не противоречат друг другу искусство и наука. Противоположность науки и религии есть атеистический миф, который призван служить идее якобы научности материализма и атеизма. В советский период в вузах существовали кафедры «научного атеизма», и трагический период насильственной секуляризации Россия пережила и уже перешагнула через него. А вот в Индии такая тенденция проявляется слабо, или её нет совсем.
– Какими видятся индийским интеллектуалам современные российские духовно-исторические процессы? Осознает ли, как Вам кажется, Индия, что в глобальном геополитическом раскладе Россия при всех её проблемах и недостатках на цивилизационном уровне гораздо ближе к индийским стратегическим интересам, чем США, «покупающие» индийскую лояльность?
– В современных реалиях, когда сменилась президентская власть в США, ожидается, что её политика повернёт более к сближению с Индией, чем с Китаем, но и дружба между Россией и Индией на политическом и экономическом уровне будет укрепляться, и США не заинтересованы ей препятствовать, – такие прогнозы, конечно, обнадеживают.
При этом нам надо помнить и понимать, что субстанциально у России нет союзников, кроме её вооружённых сил, и политический партнёр России, включая Индию, дружит с нами только при соблюдении его экономических интересов, иными словами – выгоды. Такую же линию зеркально нам нужно проводить в сотрудничестве с другими государствами.
– В некотором курьёзном смысле основателем русской индологии является Афанасий Никитин. Когда и чьими трудами русская индология сделалась академической дисциплиной? Расскажите о своём учителе – Всеволоде Сергеевиче Семенцове. Хотелось бы, чтобы о нём, рано ушедшем из жизни, но подошедшем к индологии совершенно нежданно, узнало множество наших читателей.
– Афанасий Никитин «прорубил окно» в Индию. У истоков же русской индологии стоят Орест Новицкий (середина XIX века), И.П. Минаев (вторая половина XIX века), Ф.И. Щербатской (начало XX века) и другие.
К славной когорте выдающихся учёных-индологов причислю и моего учителя санскрита Всеволода Семенцова (1941–1986), по виду своему настоящего русского богатыря, а по глубине своей работы – самого серьёзного индолога, санскритолога и лингвиста. Он сделал поэтический перевод и комментарий «Бхагавадгиты», был достаточно известным исследователем, а среди индийских учёных заслужил наименование «Гита-boy». Когда я брала у него уроки, его перевод Гиты не был ещё опубликован, но он требовал переводить санскритский текст, не заглядывая в другие переводы, строго спрашивал правила грамматики. У меня до сих пор лежит ученическая тетрадь с моим переводом Гиты, и если в начале наших занятий он меня поругивал, то в конце я удостоилась некоторой похвалы от него. Всеволод Сергеевич был уникальной и неповторимой личностью, убеждённым православным христианином. Его духовный отец протоиерей Георгий Бреев рассказывал, что перед своей кончиной Сева исповедовался ему, а в день упокоения Всеволода его духовник видел необычный сон, как будто световой шар – душа раба Божьего Всеволода – приникла к груди своего духовника, прощаясь с ним. Всеволод Сергеевич дружил с семьёй протоиерея Валентина Асмуса и оставил после себя самые тёплые и благодарные воспоминания. Протоиерей Валентин рассказывал, что Сева знал многие древние языки и зачитывался произведениями святых отцов в подлиннике. Любимым автором Семенцова был преподобный Ефрем Сирин, и он его читал на древнесирийском. К сожалению, жизнь Всеволода Сергеевича рано оборвалась, и он не успел ничего издать по христианской тематике…
– Какие перспективные исследования индуизма, ведущиеся в России, сегодня наиболее многообещающи и с научной, и с общекультурной точки зрения? Находите ли Вы, как и прежде, общий язык с европейскими и американскими коллегами, или взаимное общение сейчас по объективным причинам затруднено?
– Наука, в частности философская индология, продолжает существовать и развиваться: одни исследуют лингвистический аспект, занимаются переводами и интерпретацией богатейшего индийского философского наследия, другие углубляются в социокультурную проблематику.
На мой взгляд, изучение индийских религий и примыкающих к ним философских традиций в сравнительном отношении является самой актуальной задачей научной работы. Что касается зарубежных авторов, то есть круг, который мне близок, и я разделяю их точку зрения по каким-то конкретным вопросам.
– Насколько значимо для вероятного в будущем сближения с Индией некоторое возрождение в России православной мысли, и насколько вероятно понимание ими православия, а то и принятие его?
– Для принятия православия исконного, думаю, в массе своей индийцы пока не готовы, так как древние религиозные традиции весьма укоренены в их обществе. А вот представить некую синкретическую религию – они всегда пожалуйста, поскольку это тоже характерно для их традиции. «Инклюзивизм» (включаемость внешних богов и культов в свою религиозную систему) – вот ещё одна формула индуизма, выведенная другим корифеем индологии П. Хакером. Кстати, в XX веке очень популярными у европейцев были такие религиозные деятели, как Рамакришна и Вивекананда, которые призывали, по сути, объединить все религии под эгидой индуизма как самой «толерантной» и открытой системы. Однако мы понимаем, что в какие бы новые одежды ни рядились модные религиозные философы, их доктрины являются ещё одним вариантом политеизма.
Источник: НИР №3, 2025
Беседовал Сергей АРУТЮНОВ