Наш профанизированный мир с каждым днём всё дальше уходит от своих Божественных исто- ков. Человек воистину вышел в люди и не вернулся. Долгие годы насилия над душой не прошли даром.
Сегодня человек с трудом понимает, что же есть духовный мир, что есть добро и зло, где Бог и где истина. Бездуховность пришла в нашу жизнь, ибо миром управляют ценой понижения интеллекта человека. Поэтому в наш век тотальной потери души и регулируемой пошлости столь важными представляются труды тех немногих гениев рода человеческого, кто, спотыкаясь, на- талкиваясь на препятствия, расставленные системой, тем не менее пытался познать истоки рода человеческого, его основы и цели, раскрыть для себя тайные лабиринты традиции и понять суть Божественного начала.
_________
Именно к таким неординарным людям мы и относим великого румынского и, можно сказать, молдавского учёного Мирчу Элиаде, пробудившего не только в нас, но и во многих ищущих знание людях любовь к сакральному, к тому, что выше представления, съеденного инородной, технотронной, дэвической системой человека. Мир исследований сакральной традиции Востока в целом и Индии в частности был раскрыт автором данного исследования во многом благодаря глубоким трудам этого гениального румынского религиоведа и востоковеда. Через труды Мирчи Элиаде мы познали и основы изначального противостояния асуров и дэвов, то есть «основной арийский миф». Шире – «основной индоевропейский миф». И несмотря на то, что в данном исследовании нас интересует отношение Элиаде лишь к одному аспекту сакральной истории и мистики Южной Азии – к борьбе асуров и дэвов и доктринам, наполнявшим смыслом данную оппозицию, нам всё же кажется важным осветить жизненный и научный путь этого неординарного человека и, безусловно, очень спорного, но интересного учёного.
Он начал свою бурную жизнь 24 февраля (по новому стилю – 9 марта) 1907 года в Бухаресте. Его родиной было молодое в те годы государство Румыния, расположенное на таинственной карпатской земле, корни истории и древних традиций которой уходят в далёкое фракийское прошлое. Старая Румыния в это время представляла собой довольно патриархальное государство, которое с большим трудом интегрировалось в семью европейских народов. В Карпатском регионе ещё в начале XX века можно было встретить множество языческих пережитков, что не могло не повлиять на становление будущего учёного.
В своих «Мемуарах» Элиаде писал: «Отец мой был молдаванин из города Текуч и до перемены фамилии на Элиаде звался Иеремия». Таким образом, капитан Георге Иеремия и его супруга Иоанна Арвира, уроженка Олтении, при выборе имени и фамилии мальчика провиденциально наметили его жизненный путь. Известный американский религиовед Чарльз Лонг говорил, что в имени и фамилии Элиаде своеобразно отразился внутренний мир будущего учёного, ибо «Элиаде» (Helios) по‐гречески означает «солнечный», а имя Мирча, имеющее славянскую этимологию, означает «мир».
С раннего детства Мирча проявил склонность к неординарным и несвойственным детям его возраста духовным поискам. Едва он поступил в лицей «Спиру Харет», как начал писать фантастическую повесть «Как я нашёл философский камень», основанную на мистической информации. Это детское произведение было высоко оценено и опубликовано в газете «Народная жизнь и путешествия». В стенах лицея Элиаде познакомился с преподавателем латыни Неделеа Локустеану, сыгравшим значительную роль в становлении мировоззрения молодого лицеиста. Будучи человеком энциклопедических знаний, Локустеану сумел привить ученику любовь к ориентальным древностям, и именно по его совету юный Элиаде начал изучать восточные языки – фарси, арабский.
На формирование направления будущих исследовательских работ Мирчи Элиаде значительное влияние оказала и европейская научная среда. В большой степени это касается трудов Дж. Фрезера, М. Мюллера, Д. Дейсона и т. д. Весной 1921 года выходит его публикация «Враг шелковичного червя», а всего за годы учёбы молодой исследователь мистики опубликовал около сотни работ.
С успехом закончив лицей, в 1923 году Элиаде поступает в самый престижный в Румынском королевстве Бухарестский университет, на факультет филологии и философии, где упорно изучает философию и многие иностранные языки, издаёт и редактирует «Университетский журнал» и газету «Кувынтул». Получив степень лиценциата философии, Элиаде защищает диссертацию на тему «Философия Возрождения». В этой работе молодой учёный попытался проанализировать труды Томмазо Кампанеллы. В скором времени он уезжает в Италию, в Рим, где продолжает исследования истории раннего христианства. Из Рима он пишет письмо профессору С. Дасгупте и Махарадже Маниндра Чандра Нанди из Коссимбазара с просьбой профинансировать его обучение в Индии и, вернувшись в Бухарест, получает положительные ответы.
В 1928 году Элиаде отправляется на Восток, куда после Николая Милеску‐Спафария (молдавского боярина и русского дипломата, учёного, путешественника) не ступала нога ни одного более‐менее известного молдаванина или румына. Ломая традиции, свойственные ортодоксальной и патриархальной Румынии, Элиаде отдаёт себя поиску духовного стержня сакральной традиции, сохранившегося, по его мнению, на Востоке, и именно в Индии. Прибыв в Калькутту, он продолжает учёбу в стенах Калькуттского университета, занимаясь санскритом, индийской философией, а также изучая йогу, пали и тибетский язык. Глубокие знания, полученные в университете, оказали влияние на формирование мировоззрения и менталитета учёного.
Именно в этот период у него сформировалось возвышенное отношение к индийской традиции, понимание индийской культуры как высокодуховной и универсальной. Здесь он начал своё становление как специалист по истории и практике индийской мистики, и во многом решающую роль сыграло то, что руководил его работой Сурендранатх Дасгупта (1887–1952), выдающийся историк индийской философии, ставший поистине гуру для румынского исследователя. Под началом Дасгупты Элиаде проработал около двух лет, до осени 1930 года, и позже вспоминал об этом времени с большой теплотой.
Закончив учёбу в Калькутте, Элиаде отправился в Ришикеш, на границу с Тибетом, где получил посвящение и прошёл курс обучения тантре и йоге под руководством Свами Шивананды, врача по образованию. Об этом периоде жизни учёный рассказывал в своих работах «В гималайском монастыре» (1932), «Индия» (1934), а также в романах «Майтрейи» (1933), «Серампорские ночи» (1940), «Загадка доктора Хонигбергера» (1940). Изученное воплотилось также в целой серии более мелких исследований по истории йоги. В Индии сформировалось основополагающее для Элиаде‐мыслителя восприятие священного и осмысление мира как целого в космическом «Всеединстве».
По возвращении из монастыря Элиаде преподаёт в Бенаресском санскритском колледже и читает курс по истории современных религий в университете ВишваБхарати (Шантиникетан). Признанием высоких научных и духовных достижений молодого профессора явилось его делегирование Азиатским обществом Бенгалии на конгресс ориенталистов в Лахоре (декабрь 1930 года). Живя в Индии, учёный активно печатается в научных журналах. На базе систематизации огромного материала Элиаде защищает в 1930 году докторскую диссертацию «Сравнительная история техники йога», в научно‐популярной форме представленную под названием «Йога: эссе о происхождении индийской мистики» и изданную в Париже в 1936 году. Познание сущности йоги и её роли в религиозноммиреИндии,начатоенаВостоке,продолжалось на протяжении всего его жизненного пути, в таких работах, как «Техника йога» (1948), «Йога освобождения и бессмертия» (1954), «Патанджали и йога» (1965).
«Заслуга Индии в том, что она придала Мирозданию новое измерение – свободу существования»,– записал Элиаде в «Дневнике» 26 января 1961 года, уже обосновавшись в Америке. Серьёзно заболев осенью 1931 года, он навсегда покидает любимую им Индию, возвращаясь в Румынию. В мистическом произведении «Загадка доктора Хонигбергера» Элиаде с большой горечью замечает, что в тот кульминационный момент был близок к предначертанному свыше постижению тайн Шамбалы, разделяя в целом точку зрения Карла Юнга на европейское коллективное бессознательное и невозможность, вследствие его специфического воздействия, серьёзно заниматься йогой в Европе. По возвращении домой учёный работает в родном Бухарестском университете в должности ассистента кафедры профессора А. П. Негулеску – читает спецкурс «Проблема дьявола в истории религий», ведёт семинар на тему «Разрыв причинности в средневековой буддистской логике». С 1933 году он уже профессор кафедры Нае Ионеску, одного из наиболее ярких представителей философской мысли Румынии. В свою очередь и сам Ионеску очень высоко ценил научный потенциал Элиаде, о котором писал: «...Он один из немногих высоких интеллектов, выявляющих связующее в противоречиях».
Отслужив в армии, Элиаде вновь окунается в науку и, находясь на гребне литературной славы, которую ему принёс роман «Майтрейи», пишет «Возвращение из рая», а в 1934 году публикует сборник эссе «Океанография», в 1936 году выходят произведения «Девушка Кристина» и «Змей», а также глубокий анализ творчества великого румынского писателя, историка и филолога XIX века Богдана Петречейку Хашдеу в двух томах.
В Румынии помимо восточных доктрин в мир Элиаде врывается новая струя – исследования местной древней гето‐дакийской культуры и её языческих культов. Это проявляется в названии издаваемого им религиоведческого журнала «Залмоксис»*, три выпуска которого вышли с 1938 по 1940 год. Учёный также избирается депутатом парламента Румынии, сотрудничая с разными, в том числе радикальными, националистически настроенными депутатами, однако его опубликованный в 1937 году роман «Возращение из рая» вызывает большие споры, и Элиаде уходит из Бухарестского университета и дистанцируется от большинства политиков, сосредотачиваясь на науке.
В этот период король Кароль решает привлечь в дипломатические миссии Румынии молодых учёных. Элиаде становится советником – атташе по культуре в Лондоне, где в 1940 году посещает Кембридж, Оксфорд, устанавливая контакты с английскими востоковедами, а в 1941 году переезжает в Лиссабон в чине атташе по культуре, где остаётся до 1944 года. К этому периоду относится, пожалуй, единственная его политологическая работа «Революция Салазара в Португалии». Здесь автор изучает португальский, собирается писать книгу о Камоэнсе, публикует «Миф о воссоединении» (1942) и знакомится с испанским мыслителем Х. Ортегой‐и‐Гассетом, часто выезжая в Мадрид. После войны, переехав в освобождённый Париж, Элиаде преподаёт здесь историю религий и участвует в издании религиоведческих журналов. С 1945 по 1946 год выезжает с лекциями в университеты Рима, Падуи, Цюриха, где участвует в различных конгрессах ориенталистов. В Париже Элиаде преподаёт в Сорбонне и работает над изданием Всемирной энциклопедии. Именно в этот период выходят в свет многие важнейшие труды учёного по теории мифа, дешифровке символов, герменевтике, семиотике религиозных обрядов. Он принимает участие в создании ежегодника «Eranos», где сотрудничает с М. Бойс, К. Г. Юнгом и другими учёными. Наиболее интересными работами этого периода являются «Техника йоги» (1948), «Очерки истории религий» (1949), «Миф о вечном возвращении» (1949), «Шаманизм и архаическая техника экстаза» (1951), «Сравнительное религиоведение» (1949). Они послужили основой для будущего фундаментального исследования «История религиозных учений и верований». В этот период теме метафизической реальности инициации, ритуалов и символов были посвящены «Образы и символы» (1952) и «Мифы, сны и таинства» (1957).
Высокой оценкой научного творчества Элиаде стало его приглашение в Чикагский университет, куда он переезжает в 1957 году и где остаётся до конца жизни. Здесь он не только преподаёт, возглавляя кафедру истории религий, но и издаёт ежемесячник «History of Religions» («История религий»), что, однако, не позволяет говорить о прерывании связи с Европой, где в 1960‐е годы он сотрудничает с немецкими религиоведами, принимает участие в выпуске журнала «Autaios», издаваемого в Штутгарте. В чикагский цикл работ учёного входят исследования «Рождение и возрождение» (1958) – о сущности и загадке личного бессмертия; «Мефистофель и андрогин» (1962) – об онтологической загадке сверхчеловека, восприятии света и достижении сакральной целостности, об обрядах реинтеграции, на примере многих религиозных учений Востока, современного европейского мира; «Миф и реальность» (1963) – о сущности мифа как сакральной истории, сообразной с психологией человека традиционного мира. Мировая научная среда не осталась в стороне от трудов Элиаде. Его научная, точнее религиозно‐проповедническая миссия была высоко оценена.
Заметим, что чистого учёного мы никогда не найдём в Элиаде. Он был больше, чем человек сухой научной мысли, он был визионер, который нёс духовные знания индоарийского мира на профанизированный, охваченный золотой лихорадкой Запад. Это было больше, чем миссия, это была борьба. Борьба посланца духовного мира бездуховному капиталистическому обществу. Но он был и гигант науки, и поэтому даже этот западный мир в лице научных кругов признал его.
Элиаде был избран почётным доктором нескольких крупных университетов и членом нескольких академий. За свои научные исследования он был награждён многими наградами, в частности медалью «За заслуги перед христианской культурой» и международной премией имени Данте Алигьери. Во многих городах (Дели, Кишинёв, Чикаго) поставлены памятники учёному, и многие колледжи носят его имя.
Скажем несколько слов о последних трудах Элиаде. В 1973 году вышли в свет его фундаментальное исследование «Введение в религию Австралии», трёхтомный труд «История религиозных учений и верований», последний том которого был издан уже после кончины учёного, произошедшей 23 апреля 1986 года. В предисловии к нему от 15 декабря 1980 года Элиаде писал, что исследование является главным трудом его жизни, начатым ещё в далёкую ночь сентября 1940 года: «Тогда я набросал план одной обширной и амбициозной работы, посвящённой мифологии и универсальной истории творческого происхождения мифов и религий».
До сих пор не до конца раскрыты некоторые стороны жизни и деятельности такой цельной и поистине глобальной научной фигуры, каковой является Мирча Элиаде. Его исследованиям посвящено на данный момент не так много критических трудов, ибо совсем недавно он сам ещё творил, при этом будучи практически неизвестным в странах социалистического блока. Здесь, на постсоветском пространстве, и сегодня есть некоторые круги, научные и не только, которые пытаются поставить под сомнение его гениальные открытия. Эти люди нарочито политизируют мысли учёного, приписывая ему то, чего не было, выискивая всякого рода правые устремления. Это или большая ошибка, или сознательная ложь тех, кому ненавистна тайна сакрального прошлого человека. Учёный не может сегодня ответить, а число оппонентов растёт. Ответим мы. Господа критики, умейте ценить в учёном учёного, то есть наличие научной мысли, и умейте признать величие даже за оппонентом. Как сказал бы великий Ф. Ницше, обладайте интеллектуальной совестью. И тогда вы поймёте, что гений Элиаде выше политических и идеологических разборок XX века. Он принадлежал будущему!
Но не всех ещё охватил дух профанизма. Некоторые западные исследователи обратили свой взор на труды гениального мыслителя. Среди американских исследователей это Чарльз Лонг, посвятивший ему свою критику, давший обобщающую и восторженную характеристику трудам учёного, которые были положены в основу так называемой «Чикагской школы» в религиоведении. Другой исследователь Элиаде, Эмиль Чоран, друг и последователь великого религиоведа, в своём письме Букуру Цинку писал: «Какой исключительный человек... если бы он родился в Париже, то давно получил бы всемирное признание и известность. Но тем не менее я часто говорю о нём как о единственной гениальной душе, которую мне довелось встретить в жизни». В работе другого известного румынского философа Петре Цуця «Мирча Элиаде» можно найти подробный анализ его религиоведческих воззрений, а также сравнение Элиаде с такими учёными, как Ницше, Хайдеггер, Дейссен, Буркхардт. Общие воззрения учёного также рассматриваются в труде Василия Ветшиану «Открытие философии в традиционных культурах» и в труде Еужена Симеона, ученика и последователя Элиаде, посвящённом творчеству востоковеда.
Среди прочих работ об Элиаде отметим труд Марии Водэ Кэпушан «Мирча Элиаде – магическое представление», монографию Адриана Морина «Герменевтика Мирчи Элиаде», анализ религиозного символизма в исследованиях Элиаде у Дж. Борелли «Кризис религиозной символики», а также исследования российских учёных Е. Т. Балагушкина «Парадоксы Элиаде... или его удивительные прозрения», И. С. Сухачёва, В. Большакова, а также критические исследования Ж. Дюмезиля, его друга и соратника. Как видно из этого краткого обзора, несмотря на обращение к Элиаде таких исследователей, как Ю. Эвола, К. Г. Юнг, Г. Демулен, А. Моретто или Ж. Дюмезиль, всего этого мало для понимания гения этого недостаточно изученного специалиста по глубоким и интересным аспектам истории религий Востока.
Теперь обратим своё внимание на тот пласт, который в той или иной степени относится к проблеме оппозиции асуров и дэвов, происходящей из «основного индоевропейского мифа», а также на мистические доктрины этих двух пантеонов в оценке Элиаде и религиоведческие моменты, эманирующие из данной проблемы. В своей оценке данного конфликта Элиаде опирался на воззрения, сформированные в Индии и основанные на учениях индуизма и брахманической ортодоксии. Иначе говоря, он видел в данном конфликте в основном проблему борьбы и единства противоположностей, проистекающую как из индийского монизма как стремления Индии свести все противоположности к одному началу, так и из гностической концепции, рассматривающей творение человека как акт трагедии и гибели первосущества Праджапати, отчего, с точки зрения учёного, и появилось страдание.
Стремление избавиться от страдания, с точки зрения брахманизма, пронизывало всю традицию Вед, а позже йоги и тантры, и явилось для данного метафизического и религиозного учения системообразующим. Поэтому вначале шаман, а затем и брахман, поклонник культа дэвов, стремились выйти из времени. В традиционной индийской инициации это означало «возвращение к истокам, что нашло своё отражение в реактуализации сакральных сил, тех, которые проявились в изначальное время». Следовательно, в основе учения дэвов автор «Йоги» видел миф как «сакральную историю, повествующую о событии, произошедшем во времена “начала всех начал”». В Индии это был миф о космогонии, выросший в доктрину сакральной истории космических циклов как процессов развития определённых уровней «Вселенского проявления», то есть, выражаясь языком Р. Генона, «универсальной манифестации». Именно этот гносеологический подход, свойственный доктрине Индии, то есть доктрине дэвов, противостоял ахуровской идее творения, рассмотрения мира как блага. Отсюда и общая для Индии идея андрогината, вытекающая из йогических, тантрических техник, стремящихся обрести единство, свойственное существу и миру до творения, ибо человек был андрогином, а значит, обладал признаками обоих полов. Это и объясняло свойственное дэвической культуре положительное отношение к оргии, жертвоприношению как к актам обретения целостности и культу галлюциногенов (хаомы‐сомы), помогающему в этом действе избавиться от мира и страдания. Эти же моменты лежали в основе брахманической и ранее шаманской инициации, важнейшим духовным явлением которой Элиаде считал переживание экстаза, пробуждение духовных сил под воздействием специальных галлюциногенов и практик. Происхождение их, как писал учёный в «Психологии индийской медитации», относилось к духовным наработкам доарийской Индии времён цивилизации Мохенджо‐Даро и Хараппы. Позже под воздействием дэвического культа (Индра), так называемого «героического переживания», сформировалась, с точки зрения Элиаде, ведическая культура, ибо «...арийцы основали свои социальные институты и ритуалы в соответствии с Ведами». Корни данного обряда – в индоевропейской древности, считал Элиаде, ибо «...соответствующий обряд у парсов, называемый “навзат” (новое рождение), посредством которого дети парсов, и мальчики и девочки, получали религиозное посвящение в возрасте шести лет и трёх месяцев, показывает, что Упанаяна (посвящение ребёнка) возникла в период, когда предки индоариев и иранцев жили вместе».
Итак, Элиаде видел истоки всех доктрин Индии и Ирана в единой индоевропейской общности III–II тысячелетий до н.э., ибо фактически изначально это был один протоэтнос, разделившийся в зависимости от отношения к проблеме асуров и дэвов и вследствие этого в отношении социального выбора, ибо одни стали воинственными кочевниками‐дэвопоклонниками с культом громовержца Индры, другие сохранили старую власть жрецов‐магов, чьё учение относилось к царю‐богу Золотого века. В основе их противостояния и обнаруживается исток «основного индоевропейского мифа», повествующего о борьбе громовержца и его оппонента, бога Золотого века, скота и богатства, а главное – мудрости. Это разделение по отношению к богам и создало две родственные, но в будущем радикально противопоставленные друг другу культуры. Индия избрала культ дэвов и создала Ведическую культуру, Иран избрал культ ахуров. Элиаде писал, что «эволюция асуров и дэвов в Индии происходит параллельно с эволюцией ахуров и дэвов в Иране, только с противоположным знаком. Индийские дэвы – благие духи (как иранские ахуры), а индийские асуры – демоны (как иранские дэвы)».
Это противостояние и сформировало Ведическую традицию – шрути, период складывания которой в своей работе «Словарь религий» Элиаде относит к 1400– 400 годам до н. э. Доктрина была обоснована в Самхитах, Ригведе, Самаведе, Яджурведе и Атхарваведе, сложенных жрецами‐хотарами, удгатарами, адхварью. В основе дэвического культа Элиаде видел жертвоприношение (яджна), обнаруживающее идею реинтеграции к Истокам. На культ, с точки зрения учёного, сильно повлияла традиция аборигенов. Ибо в 1600 году до н. э., то есть до арийского завоевания, многие из обрядов (жертвоприношение, использование галлюциногенов, оргии, культ богини‐матери) прослеживались у автохтонного населения – приверженцев фаллического культа. В целом относительно древней религии ариев учёный писал: «Эта религия соответствовала обществу, где доминировала военная аристократия со своими союзами, практикующими инициацию и свирепые обряды (айшма). В центре этого культа находились жертвоприношения животных, в частности быка (гав), и употребление хаомы».
Против данной воинственной традиции поклонников громовержца выступил Заратуштра, возродивший примордиальный культ изначальных богов ахуров. Эта ветвь ариев, ветвь сторонников Заратуштры, создала Иран. Однако отметим, что великий Элиаде, несмотря на многие свои гениальные мысли, не проявил в своих трудах понимания глубины конфликта и истоков традиции асуров‐ахуров. Он не понял суть оппозиции, рассмотрев только проблему амбивалентности божества («Мефистофель и андрогин») и единства и борьбы противоположностей, полностью сохраняя свою мысль в рамках индийской брахманической ортодоксии. Учёный писал, что «...дэвы и асуры непримиримы, различны по своей природе, обречены на взаимную борьбу, но в начале времён, то есть до сотворения мира, или до того, как мир принял нынешнюю форму, они были единосущны».
Таким образом, суть проблемы, мы считаем, осталась нераскрытой в трудах Элиаде, она требует дальнейшего исследования. Многое для него можно почерпнуть из его глубоких, но остающихся в рамках идеологии ортодоксального индуизма трудов. Необходимо также отметить: несмотря на то, что этот гениальный учёный так до конца и не осознал глубины и смысла основного индоевропейского мифа, именно благодаря его трудам ваш покорный слуга открыл для себя не только мир восточных религий, но и многие пласты арийских и, шире, индоевропейских древностей. Осветив Восток, подтолкнув к научным поискам, Мирча Элиаде зарядил автора колоссальной духовной энергией, порывом первооткрывателя, идущего по холодным, непроторённым тропам древности к духовному полюсу человечества, которым является традиция забытых человеком древних титанических богов нашей прекрасной и уникальной планеты, храма космоса – Земли. Именно этот труд стал на долгое время не только стимулом к постижению прошлого, но и своеобразной дорогой судьбы. В этой связи для автора и читателя совершенно в ином свете предстают слова гениального американского писателя Генри Торо, который сказал, что «определяет судьбу человека то, как он понимает себя».
Вячеслав МАТВЕЕВ