210 лет назад русская армия вошла в Париж, освободив и Отечество, и Европу от французских поработителей. Пришёл конец кровопролитным наполеоновским войнам,
которые продолжались почти полтора десятилетия.
Почему-то этот день не отмечен красным цветом в нашем календаре. По новому стилю – 31 марта, по старому – 19‑е. После напряжённых боёв на подступах к французской столице, после того как русские артиллеристы заняли господствующие высоты, вопреки воле Наполеона Французская империя капитулировала. Капитуляция Парижа была подписана в 2 часа утра 31 марта в селении Лавилет на условиях, которые составил лихой полковник Михаил Фёдорович Орлов, оставленный заложником у французов на время перемирия. Формально победу одержала союзническая армия, в реальности – на три четверти она была российской. И стратегические вопросы в те дни свалились на плечи одного единственного человека – императора Александра I, который когда-то принял решение сражаться с Наполеоном до окончательной победы, без компромиссов.
Русское сбойство
И вот – парижский триумф. А ведь подобных побед даже в блистательной российской истории немного. Трудно было вообразить себе нечто подобное всего лишь полтора года назад, осенью 1812‑го, когда Наполеон разорял Москву, а самые впечатлительные патриоты России готовились к «концу света».
Конечно, русские должны были войти в Париж ещё в 1799‑м, если не раньше. Тогда и Москва бы уцелела, и Смоленск. Не из пустого честолюбия Суворов стремился уничтожить «гиену» агрессивного французского империализма в её колыбели! Но всё-таки русский царь сохранил империю и даже укрепил её влияние, показав Европе русское сбойство.
Придворный и административный опыт уничтожает иллюзии: Александр не обольщался улыбками союзников. Он прекрасно понимал, что сейчас начнётся борьба между победителями, война за наполеоново наследство – хорошо если только дипломатическая. Так оно и случилось: если бы Наполеон не бежал с Эльбы, если бы не потряс Европу стодневным пожаром, недавние союзники объединились бы с Францией, чтобы противостоять России.
Французский дипломат Талейран (хотя и был, кроме прочего, платным агентом России) и австрийский ас международной политики Меттерних уже подготовили тайный антироссийский пакт. Атаман Матвей Платов напишет тогда Гавриилу Державину из Европы: «Запертая хищная птица из Эльбы улетела в стадо, подобное себе, которое, встретив её с радостью, снова является послушным злобным велениям её. Теперь новое потребно единодушие, дабы стереть с лица земли это беспокойное творение».
Сто дней Наполеона, быстрая смена декораций, ускоренное развитие событий. Русским войскам не довелось пролить кровь в сражениях 1815 года, хотя они приняли участие в кампании: выдвигались в сторону театра военных действий, несли потери, как водится в походах: от болезней и дезертирства.
Великие державы Европы страшились российской гегемонии. Их можно понять. И всё-таки переговоры за спиной императора Александра были одной из вершин политического цинизма: все участники антирусского союза многим были обязаны Российской империи. Русские войска вернули независимость Австрии. Уничтожили злейшего противника Британии – Наполеона. А после капитуляции Парижа Россия не допустила расчленения Франции.
Да, весной 1814‑го это было целью политики Александра: сохранить Францию как сильное государство, не допустить европейской гегемонии британцев. И это ему удалось. Русские в Париже показали благородство и широту души. Им было за что мстить французской столице: хотя бы за обворованную Москву. Но месть – удел слабых, сильных удовлетворяет Победа. И во Франции гости из России выглядели куда более великодушными победителями, чем пруссаки и австрийцы. Они и не думали мстить французам за погромы в русских городах… Париж в те времена воспринимался как чудо из чудес. Как-никак крупнейший город в Европе. В мирное время население его достигало миллиона – невиданные масштабы для тогдашней России! Франция вообще до революционных десятилетий веками оставалась самым многонаселённым государством Старого Света.
«Веселися, царь блаженный»
Но вернёмся в день триумфа.
В полдень 31 марта кавалерийские эскадроны во главе с императором Александром Павловичем триумфально вступили в столицу Франции. «Все улицы, по которым союзники должны были проходить, и все примыкающие к ним улицы были набиты народом, который занял даже кровли домов», – вспоминал герой дня Михаил Орлов.
Приятное головокружение овладело офицерами. Вот она, птица-слава, в руках. Окончена самая кровопролитная в истории война. И русскому солдату нет равных. У многих офицеров проснулся литературный талант: они старались записать, зафиксировать свой звёздный час.
«Примерное благочестие Православного нашего Царя нимало не поколебалось от блестящей Его славы. Мечтательность одним безбожникам свойственна. Он повергает лучезарный венец, возлагаемый на Него всеми народами, пред подножием престола Божия; славу свою воздаёт Всевышнему и признаёт Всевидящее Око сопутником во всех Своих предприятиях, напечатлев богодухновенную сию мысль на груди сынов Отечества в память незабвенного 1812 года. Да постыдятся и посрамятся ищущи душу мою; да возвратятся вспять и постыдятся мыслящи ми злая!», – напишет участник тех событий полковник Александр Григорьевич Краснокутский.
«По окончании благодарственного с коленопреклонением молебствия Государь Император отправился во Дворец, где французские вельможи имели счастье быть ему представлены», – да, именно так и было, Александр расточал комплименты Франции и французам. Так и ведут себя настоящие победители.
Россия молилась за тех, кто устоял на Бородинском поле и при Малоярославце, кто гнал француза к границам империи, а потом и до Парижа. За упокой павших на поле боя, памяти ушедших в мирное время. Им в те дни посвятил песню и старый гвардеец, а ныне – государственный деятель и поэт Гавриил Державин. Не с рыданиями он вспоминал про них, а с бодрой благодарной улыбкой. А невредимых служилых он хотел обнять и… развеселить. Потому и подзадоривал прибаутками, подмигивал и подливал хмельного по случаю победы:
Спесь мы Франции посбили,
Ей кудерки пообрили,
Убаюкана она!
Уж не будет беспокоить,
Шутки разные нам строить.
Дайте чашу нам вина!
Веселися, царь блаженный,
Александр Благословенный!
Русская земля сильна:
О тебе она радела,
Груди, жизни не жалела:
Дайте чашу нам вина!
Император в Париже кротко отказался от имени Благословенного, но Державин утверждал это определение в стихах. И провозглашал победные тосты:
Дайте чашу пьяной браги:
Генералов в честь отваги
Выпьем мы её до дна;
За казачью хитрость, сбойство,
За солдатское геройство –
Дайте чашу нам вина!
Крепкое слово – «сбойство»! К сожалению, полузабытое. Удальство, молодечество – поясняет филолог Яков Карлович Грот. Возьмём на вооружение? И, конечно, русские напитки предпочтительны для праздника победы над двунадесятью языками:
Дайте мёду нам братину,
Что явили мочь мы львину;
Где пылала зла война,
Сотней тысячи сражали;
Нет храбрей нас – доказали.
Дайте чашу нам вина!
Нет храбрей, – что мы с любовью
Своей жертвовали кровью;
Русским честь мила одна:
И корысти забывали,
Мы врагов своих спасали.
Дайте чашу нам вина!
Успокоили мы царства,
Бонапарта и коварства
Свергли в бездну адска дна, –
Пусть воюют там с чертями.
Царь-отец! Ты здрав будь с нами.
Дайте чашу нам вина!
Державин закатил в стихах бодрый пир победы. А в народе о той войне пели не только бодро, но и печально. Даже в последние дни сражений погибло около десяти тысяч русских людей… И плыла песня протяжная, поминальная:
Ночь темна была и не месячна.
Рать скучна была и не радостна:
Все солдатушки призадумались,
Призадумавшись, – горько всплакали;
Велико чудо совершилося:
У солдат слёзы градом сыпались!
…Не отцов родных оплакивали,
И не жён младых, и не детушек;
Как оплакивали мать родимую,
Мать родимую, мать кормилицу,
Златоглавую Москву-матушку,
Разорённую Бонапартием!
Святыня 1812 года – это, конечно, Москва. Священный город для православных, отданный на разграбление захватчику. Именно самопожертвование Москвы считалось в те дни главной причиной гибели наполеоновской армии. И по праву.
Хроника подвига
Весна в Париж приходит раньше, чем в заснеженную Россию, и в марте 1814 сражения проходили в солнечную погоду. Пожалуй, после Дрездена и Лейпцига у Наполеона не было шансов продолжать на равных войну за доминирование в Европе. Но многие верили, что власть над Францией он сохранит. А значит, и возможность накопить силы для нового удара. По части мобилизации он был гением, его опасались и весной 1814‑го, когда силы Франции почти уже иссякли.
Брать Париж было необходимо! Сам Наполеон, невысоко оценивавший полководческие способности противников, признавал, что союзники своевременно предприняли решительное наступление – пока великий император не мог добраться до своей столицы.
Что такое Париж наполеоновских времён? Крупнейший город Европы, с пригородами его население составляло около миллиона человек. Петербургу или Москве далёко было до таких масштабов. И французы попытались превратить город на Сене в неприступную крепость.
Участник взятия Монмартра (там, на высотах, шли особенно ожесточённые бои) полковник М. М. Петров вспоминал: «Когда шли на укрепления Парижа, или, лучше сказать, лезли на бодливое темя Франции, то каждый солдат пылал румянцем геройства, понимая важность совершавшегося окончательного подвига и отмщения, и каждый из нас не хотел умереть прежде покорения Парижа».
Штурм Монмартра был наиболее кровопролитным эпизодом тех мартовских дней. Не случайно и в наше время одна из улиц на Монмартре носит имя храброго генерала Луи Лепика, отличившегося в том бою… Наконец, на захваченных высотах союзники установили орудия, угрожавшие Парижу. Когда маршал Мармон послал к русскому царю парламентёра, Александр поставил жёсткие условия капитуляции под угрозой уничтожения города. Впрочем, он был уверен, что разрушать город не придётся: сил для сопротивления у французов не было.
Тут-то и пригодилась находчивость молодого героя – полковника Михаила Фёдоровича Орлова. Адъютант Наполеона Жирарден находился в Париже, он передал российскому командованию секретный приказ императора: в роковую минуту взорвать пороховые склады. Расторопный Орлов спас французскую столицу от гибели! Он с миссией парламентёра прискакал к маршалу герцогу Рагузскому и предложил тому спасти Париж для Франции и мира. К переговорам присоединился Мортьё.
Но маршалы Мортьё и Мармон первоначально отказались подписать капитуляцию на условиях Александра. И только когда русские пушки заговорили с высот Монмартра, у них не осталось доводов. Орлов явился к государю с радостным известием – и тут же получил генеральский чин. «Это великое событие теперь соединено с вашим именем», – сказал ему Александр.
К семи часам утра, по условию соглашения, французская регулярная армия покинула поверженную столицу. Между тем Наполеон с сорокатысячной армией стремился к Парижу. Несколько дней преградой на его пути стоял малочисленный отряд российского генерала Ф. Ф. Винцингероде, но в день боёв на Монмартре Наполеон достиг Фонтенбло. Там же он узнает о капитуляции Парижа. В ярости Наполеон отдал приказ наступать на столицу, но маршалы потребовали от императора отречения: слишком неравны были силы.
В результате разрушительных сражений и артиллерийской пальбы в историческом центре Парижа не было. В предместьях бои шли нешуточные, но «священные камни» древней столицы не пострадали. Заняв город, русские вели себя в чужой столице на удивление благодушно. А ведь французы и поляки устроили в Белокаменной настоящий погром – даже в древних соборах мародёрствовали без зазрения совести. Сколько монастырей осквернили, сколько храмов! А «дикие» казаки, которых так боялись парижане, показали всей Европе, как нужно вести себя в гостях, даже если ты – победитель.
Русские не унизились до сведения счётов. Побеждали по-рыцарски. Император Александр оценил по достоинству последнюю наступательную операцию великой войны. Достаточно вспомнить, что Барклай де Толли получил фельдмаршальский жезл, а шесть генералов (рекордный случай!) удостоились ордена Святого Георгия 2‑й степени.
Парижская операция не прошла бескровно. Наполеоновцы и накануне провала оказывали ожесточённое сопротивление. Потерь в союзнических армиях было несколько больше, чем у французов. Больше девяти тысяч человек! Из них 7100 россиян. На всех прорывных участках операции в бой шли именно российские соединения. Участие союзников было в известном смысле символическим, номинальным.
Тогда, 210 лет назад, никто не сомневался, что главную роль в победе сыграла Россия. Император Александр I считался Агамемноном среди монархов Европы и выглядел в те дни подлинным триумфатором. Его восторженно встречали толпы людей, которые ещё недавно аплодировали Бонапарту… И тут дело не только в обыкновенном конформизме. Русский монарх оказался умелым дипломатом. Накануне вступления в Париж, когда сопротивление верных Наполеону частей было уже сломлено, он нашёл верные слова для обращения к французам: «У меня во Франции только один враг, и враг этот – человек, обманувший меня самым недостойным образом, злоупотребивший моим доверием, изменивший всем данным им мне клятвам, принёсший в мою страну самую несправедливую, самую гнусную войну. Никакое примирение между ним и мной отныне невозможно, но я повторяю, что во Франции у меня один только этот враг. Все французы, кроме него, у меня на хорошем счету. Я уважаю Францию и французов и желаю, чтобы они позволили мне помочь им. Скажите же, господа, парижанам, что я вхожу в их город не как враг, и только от них зависит, чтобы я стал им другом; но скажите также, что у меня во Франции есть один единственный враг, и что по отношению к нему я непримирим».
Весна Победы. Не последняя в истории нашей страны. Но то была победа с привкусом бургундского и шампанского. 19 (31) марта 1814 года около 9 часов утра колонны союзных армий с барабанным боем, музыкой и распущенными знамёнами стали входить через ворота Сен-Мартен в город. Одним из первых вошёл лейб-гвардии Казачий полк – личный конвой императора. А в 11 часов утра во главе огромной блестящей свиты (свыше тысячи генералов и офицеров разных наций) в Париж на белом коне въехал российский император Александр I – и это была кульминация кампании. Вряд ли случайно царь выбрал для торжества того самого белого коня – Эклипса, которого преподнёс ему Наполеон в 1808 году в Эрфурте. Парижане встречали его восторженными приветствиями.
Поэты писали оды в честь русского победителя. Они надеялись на его благородство, на его справедливый нрав – и не прогадали. Многое объяснят и слова историка Николая Шильдера: «Покорение Парижа являлось необходимым достоянием наших летописей. Русские не могли бы без стыда раскрыть славной книги своей истории, если бы за страницей, на которой Наполеон изображён стоящим среди пылающей Москвы, не следовала страница, где Александр является среди Парижа».
Да, этот парад воспринимался как праздник Победы, и жаль, что с течением веков мы утратили это ощущение по отношению к марту 1814‑го. Россия утвердила себя как великая воинская держава. Союзники уже поглядывали на русских воинов с опаской: они посрамили Наполеона, значит, станут и другим державам навязывать свою волю… Но омрачить праздника не мог никто. Даже англичане, которым победа над Наполеоном досталась почти бескровно. Кое-кто уже продумывал контуры будущего антироссийского союза, но 31 марта в ореоле победы пребывал император Александр.
Суровый, прошедший огонь и воду казачий атаман Платов в сентиментальном послании написал в те дни императрице Елизавете Алексеевне: «Торжества сего я не в состоянии описать; но верноподданнейше доношу только, что в прошедших веках не бывало такого и едва ли будет в будущих. С обеих сторон было неизобразимое радостное восхищение, сопровождавшееся восклицанием многочисленнейшего народа жителей Парижа: Да здравствует Александр, устроивший благоденствие и мир целой Европы».
И таких свидетельств осталось немало – не только с русской стороны. Дамы восхищались обаятельной улыбкой царя, мужчины завидовали ему, баловню фортуны. Он производил впечатление правителя великодушного, доброжелательного и в то же время могущественного. Ведь за ним стояла лучшая в мире армия. В те дни ничто не могло помешать Александру уничтожить французскую государственность. Союзники только аплодировали бы такому решению. Но Александр хотел воссоздать сильную и лояльную к России Францию – и парижане были благодарны ему, даже недавние бонапартисты. Этот триумф надолго впечатлил Россию и Европу.
Помните пушкинское?
Утихла брань племён; в пределах отдаленных
Не слышен битвы шум и голос труб военных;
С небесной высоты, при звуке стройных лир,
На землю мрачную нисходит светлый Мир.
Свершилось!.. Русской царь, достиг ты славной цели!
Это написал шестнадцатилетний лицеист, но и позже он не раз возвращался к парижскому триумфу императора, которого не любил:
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щёголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
…Но бог помог – стал ропот ниже,
И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже,
А русский царь главой царей.
Главой царей! Такое не забывается. Даже Октябрь 1917‑го не свергнул с главной площади Петрограда Александрийский столп.
Последствия дипломатии императора Александра нельзя оценивать в идиллическом духе. Любой ценой он хотел сохранить союз с Британией, Австрией и монархической постнаполеоновской Францией – даже в ущерб интересам России. Имперскому самолюбию русских патриотов льстило, что наша страна почти на сорок лет стала лидером мировой политики. Это была бесспорная и безукоризненная победа.
С каким восхищением писал о ней Василий Жуковский, который был участником Отечественной войны 1812 года. Прислушаемся к его словам – и мы сумеем по достоинству оценить масштаб той парижской поэмы.
Были годы, непогоды
Поднимались и на нас;
С громом брани в наши грани
Тёмный враг вбегал не раз;
Но проснулся, развернулся
Наш Орёл вождём полков;
Свет дивится, Русь гордится
Славой дедов и сынов.
День Полтавы – праздник славы;
Измаил, Кагул, Рымник;
Бой Московский; взрыв Кремлёвский,
И в Париже Русский штык!
С днём Победы русского оружия, дорогие друзья!
Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Источник: «НиР» № 3, 2024