Путь архипастыря был нелёгким: происходя из семьи раскулаченного, батюшка рано почувствовал
веление веры и пошёл дорогой, которую в середине века никак нельзя было назвать обещающей жизненную устойчивость. Скорее – беды и потери. Один Иисус и направлял его.
Последние годы в Толпыгино
Отец Амвросий после службы в Воронцово ещё больше привязался к Толпыгино: всё здесь стало уже родным за больше, чем десять лет.
Племянник отца Василия Васинского, сын его сестры Николай Винокуров, демобилизовался 4 декабря 1961 года, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Отец Василий стал уже священником – настоятелем храма в Воронцово.
– Какие планы дальше? – спросил он племянника.
– Хотелось бы опять в семинарию, – ответил Николай. – Но Киевскую закрыли ведь уже...
– Попробуй в Московскую.
Молодой человек подготовился к поступлению, подал документы, ему пришла телеграмма – вызов во второй класс: обучение в первом классе Киевской семинарии ему зачли. Он обрадовался, но неожиданно его вызвали в военкомат, отобрали военный билет.
– Как же так: я же пять месяцев всего назад из армии вернулся! – в отчаянии воскликнул Николай.
– А мы вас на переподготовку отправим.
«Какая может быть переподготовка после службы в стройбате?» – подумал молодой человек. Но вскоре ему стало всё понятно: его задержали ровно на то время, пока шло зачисление в Московскую семинарию. А потом вернули документы и сказали: «Извините, мы ошибочно вас вызвали, вот сейчас разобрались, ничего от вас не требуется».
– Пропала моя учеба в семинарии, – чуть не плача сказал Николай отцу Василию.
– А ты съезди к отцу Амвросию, – ответил ему тот.
Николай вспомнил, как после разговора с отцом Амвросием у него благополучно разрешилась казавшаяся ему тогда неразрешимой ситуация с замполитом, и он воспрянул духом.
Когда он приехал в Толпыгино, настоятель встретил его очень доброжелательно, сказал:
– Поедем с тобой вместе в лавру. Там ректор отец Константин Ружицкий, инспектор отец Питирим, я у них учился; поговорим с ними; думаю, что они помогут.
О чём отец Амвросий говорил с ними, Николай так никогда и не узнал. Единственное, что он услышал – слова инспектора архимандрита Питирима, обращённые к его покровителю: «Хорошо, что вы позаботились об этом молодом человеке».
Николай начал учиться в семинарии. На каникулы он приезжал и к дяде, и к отцу Амвросию. Он пришёл в себя после потрясений военной службы и связанных с поступлением в семинарию. Ему было всего двадцать три года. Напряжение, в котором он так долго находился, однажды нашло разрядку в несколько нелепой шалости.
Монахини Нина и Анна не молодели; Анне миновало уже семьдесят лет. Однажды она встревоженная подбежала к настоятелю, размахивая каким-то конвертом с письмом.
– Что случилось, матушка? – спросил отец Амвросий.
– В военкомат меня вызывают! Ишь чего выдумали анчутки и храпилоиды – старух в армию забирать!
Игумен чуть не поперхнулся от смеха, но решил разобраться. Конверт был подписанный от руки, обратный адрес был указан Приволжского райвоенкомата. Вызов был напечатан на половине листа жёлтой бумаги, внизу была какая-то закорючка вместо подписи; «печать» была поставлена пробкой от вина.
– Какая-то чушь, – сказал он монахине.
– Да я им пойду скажу, что за то, что они над старой женщиной издеваются, не будет им ни дна ни покрышки. Чтоб им пусто было иродам несусветным! И какая вот от меня в армии польза может быть?
Она так заинтересованно это спросила, что отец Амвросий невольно вполне серьёзным тоном ей ответил:
– Ну, может суп солдатам варить, а то они отвлекаются на бытовые вещи, а им надо военное дело осваивать.
– Суп?! Да чтоб они подавились этим супом! Нашли себе прислугу бесплатную!
Настоятелю стоило большого труда успокоить её, сказав, что никуда ей ехать не надо, он сам со всем разберётся.
Забрав письмо, игумен отправился искать Николая, который в это время гостил у них в Толпыгино.
– И что это такое? – спросил его отец Амвросий, протягивая конверт.
Николай густо покраснел, а потом признался, что после того, как монахиня Анна витиевато отругала его за какую-то ошибку на службе, ему подумалось, что вот было бы интересно, если бы она отругала работников военкомата, которые попросили ему столько крови. Если пучежских нельзя, то хотя бы приволжских...
Отец Амвросий сказал:
– Эта шутка вовсе не безобидна. Могло быть разбирательство, и неизвестно чем это обернулось бы. Ты готов оставить учебу в семинарии ради глупого озорства?
Николай стал пунцовым: он не подумал, насколько серьёзными могут быть последствия того, что на первый взгляд казалось обычной шалостью.
– Обещаю быть серьёзным впредь, – только и сказал он.
И слово своё сдержал.
Прихожан в храме, несмотря на хрущёвские антицерковные гонения, которые ещё не закончились, было по-прежнему много. Храм имел вполне благоустроенный вид.
Архиепископа Леонида совсем не интересовали ни Толпыгино, ни отец Амвросий. А тот и рад был, что его не вызывают в епархиальное управление: помнил, как один из таких вызовов закончился переводом в Воронцово. «Побыл бы владыка Леонид у нас подольше», – подумал как-то игумен. А через три дня узнал, что в Иваново назначен новый управляющий епархией – митрополит Антоний (Кротевич).
Митрополит Антоний
Митрополит Антоний (Кротевич Борис Николаевич) родился 14 августа 1889 года в г. Богуславе Киевской губернии в семье священника. По окончании гимназии один год учился в Киевском медицинском институте. Затем в Киеве закончил духовную семинарию и в 1914 году – духовную академию со степенью кандидата богословия. 14 августа 1914 года Борис Кротевич был рукоположен в сан священника и назначен на приход в Киев. С 1932 года он служил на различных приходах, в том числе Москве и Московской епархии. В 1944 году отец Борис был направлен в распоряжение митрополита Киевского и Галицкого Иоанна, экзарха Украины, который благословил ему служить на приходе в г. Житомире.
В 1944 году состоялась его хиротония в сан епископа Житомирского и Овручского. С 1946 по 1970 год владыка Антоний служил в Костромской (и временно – в Ярославской), затем в Тульской, Минской, Орловской, Ивановской, вновь в Тульской, и в Тамбовской епархиях. Несколько раз по болезни он уходил на покой, но после выздоровления возвращался к архиерейскому служению.
В 1954 году совет Московской духовной академии избрал архиепископа Антония почетным членом академии. Патриарх Алексий удостоил его в 1952 году сана архиепископа, в 1959 году – права ношения креста на клобуке, в 1961 году – сана митрополита, а в 1963 году – ордена святого равноапостольного князя Владимира I степени.
Ивановской епархией митрополит Антоний управлял с апреля 1964 года до февраля 1966 года. Он был одним из самых своеобразных архиереев, управлявших Ивановской епархией. Краткий период его управления – с апреля 1964 года по февраль 1966 года – был отмечен многими событиями. В это время уже закончился виток антицерковных репрессий, развязанных Н.С. Хрущёвым. Казалось бы, архиерей будет прилагать силы к восстановлению церковной инфраструктуры епархии настолько, насколько это позволит новая историческая обстановка в стране.
Но, вместо этого митрополит Антоний, под давлением государственных структур, отдаёт безвозмездно городу хорошее здание епархиального управления и перебирается в намного меньшее, вносит в фонд мира из епархиальных средств очень значительные по тому времени деньги, безвозмездно передает городу две автомашины «Волга», епархиальную библиотеку, в части светских книг. Кроме того, при переезде епархиального управления в другое здание были утрачены епархиальный архив и библиотека (кроме светской литературы, переданной городу).
Уполномоченный Совета по делам религий по Ивановской области 11 мая 1966 года дал ему такую характеристику: «Кротевич Б.Н. управлял епархией Ивановской и Кинешемской с апреля 1964 по февраль 1966 года. Взаимоотношения с органами власти строил правильно. Все принципиальные вопросы решал только по согласованию с уполномоченным Совета. По прибытии в Иваново безвозмездно передал городу дом епархиального управления, библиотеку, две автомашины «Волга». Для епархиального управления отремонтирован другой дом, меньшего размера. Со священнослужителями и членами исполнительных органов иногда бывал резок, груб. Довольно часто перемещал служителей культа из одного прихода в другой. Из епархиальных средств довольно значительные суммы (до 40000 рублей) перечислял в фонд мира».
Предельно лояльный с советскими чиновниками, митрополит Антоний был нетерпим в отношениях с духовенством и прихожанами. Видимо, за лояльность власти разрешали ему решать кадровые вопросы и в отношении церковных советов. Он провел ряд перемещений священнослужителей, многие были им отправлены за штат и запрещены в священнослужении, некоторые церковные старосты вынуждены были уйти со своих постов. Он не очень считался и с патриархией, во всяком случае, сам награждал священнослужителей патриаршими наградами достаточно свободно.
Упразднил в Ивановской епархии должность благочинных, о чем сообщил благочинным в циркулярном письме из нескольких строчек: «Нахожу необходимым и для дела полезным упразднить всех оо. Благочинных Епархии. Всеми делами Епархии будет ведать Епархиальное Управление». Не более пространным была его информация об этом и в епархиальном годовом отчете за 1964 год, отправленном в патриархию: «Мною была упразднена должность благочинных, которые являлись как бы кураторами над приходскими священниками, посредниками между ними и архиереем. Таким образом, улучшено и усилено было личное непосредственное руководство Митрополита пастырской деятельностью духовенства».
В то же время по требованию советских структур он издавал циркуляры, ограничивающие крещение взрослых и причащение младенцев следующего содержания: «Священникам приходских церквей Ивановской епархии. В тех случаях, когда с просьбой о крещении обращаются совершеннолетние и взрослые, священнику надлежит удостовериться в том, что желание креститься у них несомненно и твердо. Их надлежит подготовить к таинству крещения. Только в этом случае надлежит обращаться ко мне с просьбой благословить на совершение таинства крещения». «В то время, как родители детей отсутствуют, находятся на работе, бабки приносят детей в церковь для причащения, иногда против желания родителей. Родители выражают недовольство, так как причащение детей совершается против их желания. В таких случаях священникам не следует поступать против воли родителей».
Гонения Хрущева уже закончились, поэтому сложно сказать, что же двигало этим, уже достаточно старым архиереем в его необычных поступках, тем более, что заявления о сносе здания епархиального управления были явно надуманными (оно стоит до сих пор), и даже предшественнику митрополита Антония архиепископу Леониду удалось избежать его передачи властям. Наверное, всё-таки не просто желание перевестись в Тулу…
Именно с этим архиереем оказались связаны перемены в судьбе отца Амвросия.
Переезд в Иваново
Хотя в шестидесятые годы двадцатого века и не было тех средств связи, которые есть у людей сегодня; «сарафанное радио» передавало информацию не менее быстро, чем современные мессенджеры. Про митрополита Антония вместе с ним в Ивановскую епархию приехали слухи, что это крутой архиерей, которому невозможно ни в чём противоречить. Впрочем, он с самого момента приезда постарался им соответствовать. Священники боялись встречи с ним, никто из них не спешил первый инициировать встречу с архиереем. А он в первый же месяц изучил все личные дела, и начал сам их вызывать в епархиальное управление. Этих вызовов все опасались, отец Амвросий не был исключением. Поэтому, когда в Толпыгино пришла телеграмма, что его ждёт на встречу митрополит, он воспринял её, как что-то опасное.
– Что вы так волнуетесь, батюшка: пятый архиерей уже за время, что вы здесь служите. Те ничего вам не сделали, и этот не сделает, – попробовала успокоить его монахиня Нина.
– Не знаю: предчувствие какое-то, что всё меняется, былой стабильности уже не будет, – грустно ответил игумен.
Митрополит принял его не сразу: пришлось около трёх часов подождать в приёмной. Наконец, секретарь епархиального управления сказал отцу Амвросию, что можно зайти.
Он зашёл в кабинет, в пояс поклонился владыке, подошёл под благословение. Тот изучающе посмотрел на него взглядом, который не многие выдерживали не отводя глаз; потом спросил:
– Почему в духовной академии не стал учиться?
– Хотелось служить, владыка, – просто ответил игумен.
– Нравится тебе в деревне?
– Да, владыка.
– А что же там может нравиться? Ну, даже если и нравится; я твоё дело внимательно прочитал. Ты человек молодой, тебе тридцать пять лет всего. А при этом дельный, нареканий к тебе никаких нет. От тебя польза епархии может быть.
– Так я вроде бы стараюсь служить на приходе, чтобы польза была...
– Я не про приход, а про всю епархию говорю. Введу тебя в епархиальный совет. Будешь учиться шире смотреть на церковные дела, а не мерить всё деревенскими мерками.
– Владыка...
– Что? Я знаю, что я владыка. А у тебя почерк хороший?
Игумен растерянно пожал плечами, и митрополит тут же раздражённо пододвинул ему ручку и лист с бумагой:
– Напиши что-нибудь.
– Что именно?
– Что угодно, адрес свой, например.
Все это время митрополит сидел за столом: держа в руке посох, а отец Амвросий стоял перед ним. Чтобы написать адрес храма в Толпыгино, он тоже не садился, а лишь наклонился над столом. Архиерей посмотрел на написанное и, судя по всему, остался доволен увиденным.
– Будешь помогать мне антиминсы подписывать, – сказал он.
...С этого дня спокойная жизнь у игумена закончилась. Вызовы в епархиальное управление были частыми. Судя по всему, он был один из тех немногих священников, которые понравились митрополиту. В одну из встреч архиерей сказал:
– Три дня тебе на сборы, перебирайся в Иваново, я назначу тебя священником в Преображенский кафедральный собор.
– Но, владыка, в Толпыгино прихожане так привыкли ко мне, не захотят отпускать...
– А кто их спрашивать будет? Кто они такие? И цирк с прощаниями нечего устраивать – у нас здесь не самодеятельный театр. Уехал и всё. А к ним новый священник приедет. Не понравится - пусть не ходят в церковь – в Советском Союзе никто насильно в неё не загоняет. Не то что в старое время, когда справку об исповеди на работу нужно было приносить каждый год.
Увидев, что отец Амвросий чуть не плачет, митрополит раздраженно громко сказал ему:
– Ты мне сын, я тебе отец! Как благословлю – так и будет!
– Да, владыка, – послушно ответил игумен.
– Ты не переживай так: я ведь тебе добра хочу, – несколько успокоился архиерей, увидев, что священник ему не перечит.
Вернувшись в Толпыгино, отец Амвросий вошёл в храм и долго стоял в алтаре, прощаясь с этим ставшим ему родным местом. На глазах его не раз выступали слёзы пока он молился, вспоминал все, что было связано с годами его служения здесь.
Даже монахине Нине игумен ничего не рассказал, повинуясь строгому запрету митрополита Антония. Ей он потом при встрече, когда она попеняла ему, что даже ей-то не сказал о своем переезде, ответил так: «Я просто никак не мог ослушаться владыку митрополита Антония. Мне было очень тяжело расставаться с приходом. Я прослужил в нём двенадцать лет, но в три дня должен был собраться, и не устраивать никаких прощаний, потому что всё это было сенсацией и могло быть не в мою пользу: время сейчас очень тяжелое. Народ расплачется, заволнуется. А любые волнения сейчас для церковной жизни опасны, следовало их избежать».
В Иваново он снял комнату в старом деревянном доме на четырёх хозяев. Комнаты эти жильцы гордо называли «квартирами». Дом стоял напротив закрытого Владимирского женского монастыря. Часть его построек снесли, часть использовали для нужд военного завода, в том числе и храм, который лишившись куполов с крестами, казался каким-то несуразным строением. Две «квартиры» в доме занимали бывшие насельницы Владимирского монастыря; ещё в одной жила Вера Сергеевна Баскова с семьёй, а в четвёртой две её тёти. В 1965 году она взяла тёток к себе, после чего освободилась «квартира», которую она сдала отцу Амвросию.
Начало службы в соборе
Отцу Амвросию было сложно привыкать к кафедральному собору. В Толпыгино он был один священник, а здесь кроме него пять священников, несколько диаконов. Отношение церковного совета совсем иное – за четыре года, прошедшие после реформы приходского управления, эти люди успели почувствовать себя хозяевами в приходах. И если в Толпыгино он на личных отношениях сохранял хрупкий баланс, то здесь был такой комок переплетённых межличностных отношений, что разобраться в нем было меньше чем за год практически невозможно. Казалось, что в соборе был какой-то паноптикум выставленных напоказ болезней и уродств человеческой природы, каждое из которых представлял отдельный экспонат, а некоторые умудрялись совмещать в себе и целый букет отрицательных качеств. На этом этапе хрупкий баланс поддерживался общим страхом перед митрополитом Антонием, который благодаря связям во властных структурах мог убирать и неугодных ему членов церковных советов, а с духовенством и вовсе был крайне жёстким. Отцу Амвросию приходилось теперь видеть его ежедневно – каждый день на буднях митрополит ждал его в епархиальном управлении, где давал ему какие-то поручения, а по субботам вечером и воскресеньям утром он сослужил с ним в числе других священников всенощное бдение и Литургию. При этом игумен в полном объеме нёс и череду, как штатный священник кафедрального собора. Боявшиеся митрополита члены церковного совета со священниками вели себя достаточно пренебрежительно; впрочем, отец Амвросий благодаря своему такту и тому, что их интересы никак не пересекались, сумел сохранять с ними вежливую дистанцию.
На город с четырехсоттысячным населением собор был единственный храм; получалось, что один священник почти на 70 тысяч жителей. Хотя народ здесь в основной массе и отрицательно относился ко всему церковному, нагрузка на духовенство собора была колоссальной. В воскресные дни и большие праздники собор был переполнен, несмотря на то, что ходить в храм на богослужения без негативных последствий для себя могли очень немногие. Впрочем, были определённые лица, чьё хождение на службы власти даже скрыто поощряли – разного рода полусумасшедшие люди, склочники, сплетники, болтуны, не имеющие в силу старости или инвалидности какой-либо созидательной занятости, и превращавшие кафедральный собор в своего рода «клуб по интересам».
Они приходили сюда, чтобы обменяться свежими сплетнями обо всех священнослужителях и членах церковного совета, составить жалобы на них патриарху, в Совет по делам религий, возникший после объединения Совета по делам Русской православной церкви с Советом по делам религиозных культов (отсутствие отдельного центрального правительственного органа, курирующего Московский патриархат, должно было показать понижение его статуса в государстве).
Незадолго до перевода отца Амвросия в собор, этими «инициативными неравнодушными гражданами» было направлено письмо патриарху Алексию следующего содержания: «По уполномочию и по поручению 287 человек верующих чад православной церкви г. Иваново, подписавших ранее жалобу от 9.07.1963 года
В нашем кафедральном соборе до сего времени не утихает дух злобы и вражды, который посеял на благодатной ниве человек. Фамилия его – Гайдук Н.С., занимает должность в Соборе – председателя общины. Мы живые свидетели того факта, что он своим нетактичным поведением, а если можно выразиться своими лукавыми действиями издевался над владыкой Илларионом и священниками, а также верующими гражданами. Наставником его является бывший священник Покровский Н.С., ныне работающий бухгалтером Собора. Верующие граждане приносили в храм по традиции во время панихиды какие-либо продукты. Староста Гайдук и Покровский постарались через посредство фин. органов отменить. Этим самым нанесли большое оскорбление чувствам верующих, отняли последнюю надежду и любовь к своим усопшим родителям, родным, знакомым. А священникам нанес экономический удар, финорганы обложили налогом в несколько тысяч рублей. Но и не только это, верующие на панихиду приносят свечи. Эти свечи в большинстве случаев не используют, а их обратно перепродают.
Конечно, в этом случае верующие люди скорбят, ведь может быть они купили свечи на последние деньги.
Церковный совет во главе Гайдука и Покровского в храме поставили режим подобно тюремно-лагерного характера, себя поставил культом личности. Верующих оскорбляет и презирает. Даже занимается рукоприкладством. Молодых и слабых здоровьем выгоняет из церкви, над священниками кощунствует. Это с нашей христианской морали недопустимо.
На наш взгляд не внушает доверия весь церковный совет. В самом деле Гайдук это ярый антихрист и хитрый лицемер. Казначей Кротова невера серебролюбивая и к тому же легкого поведения. Покровский Н.С. серебролюбивый, кощунник и невера. Вот лица этих так называемых исполнителей органа Собора.
Недавно в правый хор Гайдук взял в певцы брата Покровского Н.С. Покровского К.С. – бывшего дьякона, с которого снят сан за пьянку, блуд и богохульство. Он отрекся миру от Бога, на него в то время архиепископом Илларионом был наложен запрет посещать храм. Но воспользовавшись случаем – отсутствие архиепископа Иллариона – оформил его в хор.
Об этом было сигнализировано уполномоченному тов. Желтухину, но он упорно защищает действия Гайдука и Покровского, которые ввели существующий порядок в храме и своими действиями ведут к хаосу, разложению и запугиванию верующих. Гайдук ежедневно консультируется у т. Желтухина и каждый раз получает новые указания. Гайдук и Покровский среди верующих и духовенства вводят дух разлада. Этим самым они готовят почву к закрытию храма.
Разберите нашу жалобу и просите председателя Совета по делам РПЦ СССР тов. Куроедова вмешаться в это дело, чтобы он дал конкретное указание уполномоченному по Ивановской области т. Желтухину снять с регистрации старосту Гайдука, Кротову, бухгалтера Покровского и выбрать новый орган церковного Совета, который отвечал бы требованиям верующих граждан».
Эти люди в качестве психологического воздействия могли направлять неугодным им архиереям и священникам и анонимные послания угрожающего характера. Например, епископ Ивановский Михаил (Постников) в 1947 году получил такое письмо от «верующих»: «Ты носишь большой чин, но ты его недостоин. Не место тебе быть у нас и служить в нашем храме. Ты и свита твоя нам не нужны. Люди считают тебя антихристом. Уйди от нас и уйди скорее. Тебе готовится участь, как Ерофею, которого в мантии с позором вывели на улицу из собора. Гнев народа растет, и ты должен выпить чашу народного недовольства».
Во время службы в храме был гул – так этим людям хотелось поделиться новыми гадостями, частью узнанными, а частью придуманными, что остановить их могло только присутствие на службе митрополита Антония, который мог и распорядиться выгнать болтунов. Про него слухи ходили вообще несуразные, которые те, кто их передавал, выдавали за достоверные. Говорили, что после перенесённой операции у него верхняя часть черепа сдвигается, и ему приходится её периодически поправлять – отсюда и его раздражительность и приступы гнева; что он офицер госбезопасности, который выполняет специальные задания государства по подрыву церковной жизни. Впрочем, про других придумывали вещи не менее нелепые. Например, про монахиню Ларису, работавшую в ризнице, говорили, что она до пострига была комендантом в «сером доме» (так в Иваново называли здание, где располагалось управление госбезопасности) и собственноручно приводила в исполнение смертные приговоры. А она на самом деле была всего лишь комендантом в женском общежитии...
Многие заслуживающие доверия очевидцы событий того времени считают, что авторы кляуз были людьми намного более порочными и беспринципными, чем те, о ком они писали. А по мнению отца Амвросия, всё более укреплявшемуся с годами, работники исполкомов и уполномоченные были гораздо порядочнее, чем многие, так называемые «верующие», приходившие в храм из любви к кляузам и пакостям ближним.
Епархиальное управление между тем переехало в новый дом – очень маленький, но находившийся рядом с собором. Отцу Амвросию, которому приходилось в течение дня приходить и на службы в собор и в епархиальное управление к митрополиту, это было удобно; а вот для организации работы епархии это стало большим минусом. Впрочем, митрополит Антоний, который с момента приезда в Иваново открыто говорил о своём желании поскорее перебраться в Тулу, этим не озадачивался: он считал, что его здесь уже нет, а временно можно и потерпеть некоторые неудобства.
К игумену Амвросию он привязался, иногда с ним подолгу разговаривал. Раздражительного архиерея успокаивал этот степенный спокойный священник, научившийся не показывать эмоций даже в моменты, когда внутри все кипит.
В 1965 году Николай Винокуров окончил Московскую духовную семинарию, был рукоположен в сан диакона в целибате и поступил в Московскую духовную академию. После первого курса он хотел перевестись на заочное отделение, но отец Амвросий, с которым он поделился своими желаниями, сказал: «Поучись ещё годочек». И также он сказал на это и после второго и после третьего курса академии. В 1967 году на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы диакон Николай Винокуров был рукоположен в сан священника. «Окончишь академию, Бог даст – послужим вместе в Иваново», – сказал ему отец Амвросий, когда поздравлял его с хиротонией.
Духовник
У игумена стали появляться духовные чада в соборе. Одной из первых к нему подошла певчая левого клироса, которым руководил диакон Вадим Манчтет – Нина Галанцева. Эта была девушка немногим старше двадцати лет с широко открытыми глазами, своим мнением по всем вопросам, которой срочно потребовался духовный авторитет, с которым она могла бы сверять свои взгляды.
– Отец Амвросий, мне отец Вадим посоветовал к вам подойти, попросить, чтобы вы стали моим духовным отцом, – смущаясь, сказала она.
– Почему именно ко мне? – улыбнулся игумен. – Здесь в соборе есть более опытные священники.
– Старше по возрасту есть, но им не до наших проблем, у них свои заботы. А отец Дмитрий Мужук вообще сказал, что я глупая, – обиженно пожаловалась Нина.
Иерей Дмитрий Мужук был самым молодым из священников собора, ему было всего двадцать семь лет. Он любил прихвастнуть, не стеснялся в выражениях, считал, что лучше всех в епархии служит и у него самый красивый голос.
– Не думаю, что отец Дмитрий хотел тебя обидеть, он просто не очень подбирает слова, – мягко успокоил Нину отец Амвросий. – Хорошо, можешь у меня исповедоваться, если мои советы окажутся чем-то тебе полезными, то и слава Богу.
Нина спустя пару месяцев взахлёб рассказывала отцу Вадиму: «Отец Амвросий через незаурядность своей личности и другим даёт возможность почувствовать себя особенными, нужными. Очень мягкий, деликатный, интеллигентный, прекрасный собеседник. Мы много с ним разговаривали на разные темы».
Когда Нина называла игумену на исповеди свои грехи, ей казалось, что вот сейчас священник начнёт её ругать. А он лишь говорил: «Конь на четырех ногах и то спотыкается». И в то же время учил: «Ты главное ни одного греха не скрывай, все открывай мне, как отцу духовному». Она так и поступала.
Ещё одна Нина переехала в Иваново из Кинешмы. После девятого класса она поступила в ивановское профессионально-техническое училище учиться на повара. В Кинешме она была постоянной прихожанкой Троицкого кафедрального собора, стала ходить в собор и в Иваново. А на исповедь подходила к разным батюшкам. Как-то ей одна прихожанка говорит: – Ты что все время бегаешь по разным священникам? Это у вас там в Кинешме никто ничего не знает. Должен быть духовник.
А как раз в этот день отец Амвросий исповедал. Нина подошла к нему, говорит:
– Батюшка, а вы возьмите меня к себе...
Он так посмотрел на неё:
– Чего?
– Я не знаю, как она сказала, чтобы вы были мой...
– Духовник?
– Да.
– Возьму.
…Духовных чад у отца Амвросия становилось всё больше. Он многим нравился своей глубокой религиозностью, искренней верой, внешними спокойствием и доброжелательностью, серьёзным отношением к чужим проблемам, тем, что не жалел своего времени на людей, хотя занятость его была и большой. Впрочем, были и те, кто не любили его ровно за то же самое – он не давал им повода для сплетен.
Рекомендация
Митрополит Антоний часто о многом говорил с отцом Амвросием, рассказывал ему об особенностях архиерейского служения. А однажды сказал:
– Я решил написать митрополиту Никодиму про тебя. Ты рассказывал мне, что он тебя знает по твоей диаконской хиротонии в Ярославле.
– Зачем? – испугался игумен.
– Хватит тебе в этой ивановской глуши киснуть. Пора выбираться в какое-то более приличное место.
– Но, владыка, мне всё здесь нравится…
– А монаха не спрашивают, нравится ему или нет. Посылают и всё. Вот смотри, что я ему написал, – и протянул растерянному священнику письмо.
В нём был следующий текст: «Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Никодиму, митрополиту Ленинградскому и Ладожскому, председателю Отдела внешних церковных сношений Московской патриархии – митрополита Антония – Рапорт. Имею честь почтительнейше доложить Вашему Высокопреосвященству, что во вверенной мне Епархии в Кафедральном Соборе служит Игумен Амвросий Щуров. Поверьте мне, я впервые, за всю свою многолетнюю пастырскую и архипастырскую деятельность, встречаю такого инока – доброго, культурного, образованного, уравновешенного и любящего свою Родину. За все это время я изучил его, и почитаю как сына родного. Знаю, что Вы, дорогой Владыка, нуждаетесь в добрых кандидатах для посылки за границу, а также и для рукоположения в сан Епископа. Твердо верю, что Игумен Амвросий не посрамит Русской Православной Церкви, а также и Родины нашей».
Отцу Амвросию было очень лестно, что митрополит так его оценил, но и страшно:
– Владыка, да ведь митрополит Никодим наверное меня и не помнит, мало ли там ставленников было, – только и сказал он.
– Не помнит – перешлёт документ в управление делами Московской патриархии, – ответил ему архиерей. – Я твёрдо убеждён, что ты должен стать епископом.
Через некоторое время из управления делами пришел запрос послужного списка и характеристики на игумена Амвросия (Щурова), которые митрополит Антоний им отправил. Однако его ходатайство осталось без удовлетворения.
– Ну и ладно, – сказал архиерей отцу Амвросию, – сообщив, что получил устный отказ. – Значит попозже это будет, может я спешу, как старый человек, а ты ещё молодой, у тебя время есть и стать архиереем и послужить в этом сане. А пока будешь архимандритом.
В воскресенье 9 января 1966 года во время Литургии в Преображенском кафедральном соборе он возвёл его в сан архимандрита, надел ему митру и мантию со скрижалями, к большому неудовольствию многих из соборных протоиереев. Как потом выяснилось, с патриархом это возведение не было согласовано – митрополит Антоний нередко так делал, когда считал нужным.
Уже 27 января 1966 года он получил, наконец, то назначение, которым так грезил: стал митрополитом Тульским и Белевским. Впрочем, в Туле он послужил совсем недолго – уже 7 июля этого же года ушел на покой. В ноябре 1968 года был назначен митрополитом Тамбовским и Мичуринским и служил в этом качестве до июня 1970 года, когда восьмидесятилетний митрополит ушел на покой окончательно, и жил в подмосковной Малаховке до своей кончины 21 ноября 1973 года.
Перед отъездом из Иваново он ещё раз сказал отцу Амвросию, что видит в нём будущего епископа, а чтобы им стать, архимандрит должен служить в Преображенском соборе – отсюда его и призовут на архиерейское служение.
И когда с ним уже у машины, которая должна была отвезти его в Тулу, прощались некоторые из тех, с кем в Иваново у него было наиболее доброе общение, митрополит, перед тем как захлопнуть дверь машины, погрозил отцу Амвросию пальцем и сказал: «Не уходи из собора!» Это были последние сказанные ему слова митрополита Антония.