В прошлом номере мы рассказали об издании Императорским Православным Палестинским Обществом первого тома книги
«Странствования Василия Григоровича-Барского по святым местам с 1723 по 1747 год» под редакцией председателя ИППО Сергея Степашина (редактор и издатель – председатель Кипрского отделения ИППО, профессор, академик РАЕН Леонид Буланов). Теперь мы предлагаем вашему вниманию фрагмент из этого интереснейшего исторического документа.
Описание города Бара[1] и того, что я в нём видел
Только в воскресенье, поздно вечером, из-за разболевшейся ноги добрался я до славного города Бара. В тот же день ещё утром пришёл сюда и мой спутник, и, встретившись, отправились мы в гостиницу святителя Христова Николая, расположенную вблизи церкви, где покоятся его мощи.
В этой гостинице каждому пилигриму позволяют трижды поужинать и трижды переночевать. Сошлись там тогда, кажется, десять или двадцать паломников, и по обычаю просмотрели у всех патенты, и подали нам трапезу в честь святителя Христова Николая и по доброй чаше вина. После ужина и благодарения повёл нас служащий внутрь гостиницы, и указал каждому его постель, и спали мы во славу Божию. На следующий день, в понедельник, отправились мы в собор, где покоятся святые мощи святителя Христова Николая. Войдя туда, стали мы разглядывать, где же мощи святого, и не увидели их. Увидели мы только множество народа, в том числе женщин и детей, люди входили и выходили по обе стороны каменной лестницы, и тогда мы поняли, что мощи где-то тут, и последовали за всеми по широким мраморным ступеням, хорошо сделанным, которые вели в подземелье большой церкви, правым входом (ведь здесь есть два одинаковых входа, один направо, другой налево).
Спустившись внутрь, увидели мы там другую красивую церковь, небольшую и низкую, наполовину меньше верхней, и своды её поддерживают двадцать шесть одинаковых колонн, из которых только одна отличается от других, ибо она тоньше и обнесена железной оградой. Престолов в церкви только два: главный и дополнительный, на них священники каждый день с утра и до полудня совершают литургию. Главный престол, отделанный серебром с большим искусством, стоит посреди церкви над гробом святителя Христова Николая. Пол церкви выложен белыми, гладкими и чистыми мраморными плитами, а верх украшен многочисленными серебряными лампадами, и их тут более пятидесяти. Прослушали мы литургию, отправленную на римском наречии и по римскому обычаю, и, как подобает богомольцам, помолились по силам своим и поцеловали гроб святого, ибо мощей не открывают тут, а может, их в горбу и нет; ведь у римлян нет обычая показывать мощи, разве что в особых случаях. Главный престол спереди отгорожен мастерски сделанными мраморными перилами. На этом ограждении слева стоит в серебряной чаше манна, вытекающая как вода от мощей святого Николая, и к ней часто подходит один из священников и совершает крестообразно помазание на челе тем, кто по окончании литургии направляется к выходу из церкви. К нему и мы не раз подходили, и нам помазал он этой манной. Недалеко от этого потира, с другой стороны, в стене, в небольшом ковчеге, за железной решёткой, лежит частица высохших мощей святителя Христова, и к ней подходят люди, и касаются пальцами, дотягиваясь сквозь решётку, и целуют свои пальцы, в том и я, недостойный, сподобился поучаствовать. Когда же вышли мы оттуда в большую церковь, стоящую наверху, то осмотрели её строение: построена она красиво и добротно, имеет трое больших входных врат; с каменными колоннами и каменными полами, пространное по длине, высоте и ширине. Задержались мы в Баре на три дня, ужиная и ночуя в вышеупомянутой гостинице, а днём приготавливали себе всё необходимое для дальнейшего пути. Все эти дни ходили мы на церковное служение в храме Святого Николая, и о многих вещах расспрашивали и священников, и местных людей. Вблизи церкви есть четыре магазина, где продаётся разная стеклянная посуда, на которой изображён святитель Христов Николай; некоторые из сосудов очень малы, некоторые же очень красивы и поражают искусством изготовления – воистину удивительные вещи. А большие сосуды продаются пустыми, чтобы можно было набрать в них мира, вытекающего от мощей святого Николая и раздаваемого в церкви всем желающим. Некоторые же сосуды очень малы, они наполнены миром и продаются плотно запечатанными; там и я купил несколько небольших сосудов и два пустых, и пошёл, и наполнил их в церкви, и спутник мой Иустин так же. Сосуды эти изготавливают за счёт церковных средств, а собранное за их продажу золото идёт на управление церковью и на содержание гостиницы для путников. Мира дают достаточно, сколько кто хочет, только сосуд надо покупать в церковной лавке; наливают миро только в сосуды с образом святого Николая, а в другие не наливают. Есть тут священники-каноники, именуемые стражей гроба святого Николая; они поставлены для того, чтобы охранять себя и людей, и гроб святителя Христова Николая, охранять церковные святыни и раздавать всем просящим воду, которая называется тут S. Manna, то есть святая манна, и делать всё другое необходимое. Этих священников, или стражей, мы спросили о двух вещах: у одного из них поинтересовались, сколько манны вытекает от мощей святого Николая и через какое время её количество восполняется? Он же ответил нам, что каждое утро гроб наполняется; сколько раздают в день, столько и появляется за ночь, потому что манна течёт не переставая. Услышали ещё мы от него, что за два-три дня до праздника святого Николая той манны иногда очень много прибывает, а иногда наоборот мало. И отсюда делают вывод: когда много манны, тогда и христианского народа должно собраться много, а если манны мало, то и людей немного соберётся. Божий угодник так прозорлив, что точит целебной манны ровно столько, сколько правоверному народу потребуется.
Услышав это, удивились мы столь чудесному рассказу. Ещё спросили мы об уже упомянутой мраморной колонне, которая стоит в малой нижней церкви: что это за колонна, и почему она одна обнесена железным ограждением, в отличие от других колонн? Он ответил нам так: когда церковь в честь святителя Христова Николая только начали возводить и было уже заложено основание, решили её воздвигнуть на двадцати шести колоннах; каменщики вытесали из мрамора и установили на подготовленных местах двадцать пять колонн. Очень расстроились они, что не хватило двадцать шестой колонны, хотя искали мрамор прилежно, но нигде не нашли, и так стояла церковь недостроенной, и все были в большой печали, и мастера, и весь город. По прошествии нескольких дней чудесным промыслом великого чудотворца святителя Христова Николая возникла какая-то мраморная колонна, плававшая за городом в море, словно бревно. Её увидели рыбаки и другие люди и хотели вытащить, но никто не смог, потому что только кто прикасался к ней, она тонула в глубине, а потом снова выныривала, и её оставили. Настала ночь, и как раз в полночь, когда все люди спали, по всему городу начали звенеть кимвалы, сами, без человеческого участия. А в это время святой Николай с двумя ангелами несли эту колонну от моря в город, и принесли её в церковь, и поставили её на отведённое место. Тогда все в городе проснулись и побежали в церковь, и первые, успевшие добежать, видели своими глазами, как святой Николай с двумя ангелами ставили колонну, а потом они сделались невидимыми. И, будучи свидетелями такого чуда, люди прославляли Бога и угодника Его; чтобы люди никогда не забыли об этом чуде, написали об этом высоко вверху на правой стене верхней церкви, где до сих пор сохранилась надпись.
Попытались мы попросить хоть малую частицу от мощей Божьего угодника, но ничего не получили, нет у римлян такого обычая, как у греков, которые разделяют святые мощи на раздаяние или выставляют их для повседневного обзора в открытой раке. Если и дарят когда-нибудь частицу мощей, то разве что царскому лицу. Тут раздают только святую манну, которая истекает от мощей святого Николая и которую они называют своим языком – manna sancta, то есть манна святая, не знаю, по какой причине.
Задали мы ещё вопрос по поводу упомянутой выше колонны: почему она огорожена железной решёткой? Священник нам ответил, что эта колонна многое исцеляет, особенно лечит головную боль; и когда она стояла без ограды, многие, исцеления ради, начали тайком её ковырять или откалывать от неё железными орудиями кусочки. Поэтому колонну оградили частой решёткой, чтобы прикасаться к ней можно было только пальцами, как это до сих пор и делают, чувствуя её на ощупь и получая исцеление. Есть здесь в верхней церкви с правой стороны чудотворная икона святителя Христова Николая, а при ней висят многочисленные знаки и свидетельства о чудесах, произошедших в городе Баре после перенесения мощей. Видели мы на стене изображение большого корабля, спасённого от смертной погибели.
Видели мы там и огромную кость, железной цепью окованную, толстую, как нога человеческая, а длиной в две сажени, висящую на стене. Недоумевали мы, что это за кость и почему она висит здесь в церкви. Спросили мы об этом у одного из стражей гроба святителя Христова Николая, который всё знал и ведал. И он рассказал нам не только об этом, но и о многих других чудесах, и об иных бесчисленных вещах поведал. О кости он нам рассказал следующее: один из здешних рыбаков забрасывал сеть в море и при этом вспомнил имя святого Николая и сказал себе: «Пусть не напрасен мой труд во имя его будет». И тотчас поймал он рыбу, огромную, как гору, так что и вытащить её никак не мог; и стал он умолять того же скорого помощника в надежде, что если помог тот поймать рыбу, то поможет и вытащить; боялся рыбак, что рыба его утопит. И тогда, с большим трудом, он сначала из огнестрельного оружия убил её в воде, а потом уже мёртвую вытащил. Вынув из её рёбер одну кость, он отнёс её в церковь святителя Христова Николая и всем рассказал о чуде, которое явил святой. Церковники же взяли кость, оковали железной цепью и повесили на правой стене верхней церкви, среди других свидетельств его чудес, и до сих пор она там висит, ради большего прославления угодника Христова. Видели мы висящий там же на цепи слоновый зуб, такой же большой, как и кость: слон был также добыт чудесным образом и с малыми усилиями, а зуб его принесён ловцом в дар святому Николаю в знак благодарности. Многие другие видели мы изображения чудес, и узнавали о них, читая надписи, когда, что и как было. Их так много, что описывать не хватит времени, и запомнить невозможно. Потому написал я только о том, что более всего привлекло моё внимание, а остальное оставляю.
Однако, добродетельный читатель, не могу не рассказать о том, как испытал я сам целительский дар угодника Божия. Ещё за день до того, как пришёл я в город Бар (как уже писал об этом), не знаю почему, от путешествия или сама по себе, разболелась у меня в пути правая нога, так что едва смог я добраться до города; за три дня нога ещё больше разболелась и распухла, как бревно, и я с большим трудом ходил по городу в поисках пищи и другого необходимого; ходил босым, так как не мог ходить в сандалиях. Было мне очень грустно, потому что не прошла ещё первая печаль о потерянных патентах, как к ней добавилась ещё и вторая. Постоянно ходил я ко гробу святителя Христова Никола и умолял его со слезами, чтобы он помог мне в обоих несчастьях. И благодаря молитвами его за два дня без всякого иного врачевания, не знаю как, сошла опухлость с моей ноги, и стал я ходить здоров, как и раньше. Понял я, что это произошло только молитвами святого Николая, и поблагодарил Бога и его угодника.
В это же самое время, когда с больной ногой горевал я в городе Баре, случилось мне пойти вместе с другом моим Иустином к одному францисканскому конвенту, то есть монастырю, чтобы попросить съестного, и тут один монах, имеющий любовь Божию и чувство сострадания в сердце своём, вынес нам ломтей превосходного белого хлеба, оставшихся от трапезы, и другой пищи, и немного вина. Когда мы поели, он ввёл нас внутрь монастыря, в какой-то тёмный угол, и пообещал ещё принести что-нибудь из пищи, и ушёл, приказав нам ждать. Потом он принёс нам полный обрусец сладкого сухого винограда и, дав его нам в руки, внезапно упал наземь и хотел поцеловать мне ноги, но я не позволил ему этого сделать, и он умолял меня именем Иисуса Христа не препятствовать ему, и когда я позволил свершиться его воле, он облобызал мои грешные голые ноги и подал мне сандалии; затем наступила очередь друга моего Иустина, ему францисканец поцеловал сандалии, поскольку Иустин, в отличие от меня, был здоров и обут. После этого отпустил он нас с миром. Мы же, постоянно вспоминая великую любовь и смирение того монаха, не переставали удивляться произошедшему, потому что впервые пришлось нам видеть такую великую добродетель среди римлян, и написали об этом в своих дневниках на незабвенную память.
Осмотрели мы достопримечательности этого города, который величием и красотой не уступает ранее посещённой Барлете. Стоит он среди живописных полей, от гор, едва виднеющихся вдали, на большом расстоянии, на ровном, песчаном и чистом месте у самого берега моря, так что стены его с одной стороны омываются волнами. Церкви, монастыри и дома в нём красивые, народа живёт много, и ещё немало людей прибывает в него морем и сушей на поклонение. В Баре стоит архиерейский престол, и живущий здесь архиепископ начальствует в городе. Каменная стена, окружающая город, красива и крепка, ворота в них сделаны из тёсаного камня. Вокруг города немало миндальных садов, произрастает тут и множество других плодов, виноградников и оливковых деревьев также великое изобилие.
Пашен тут мало, множество людей живут за счёт морской пристани, куда прибывает кораблями большое количество как чужестранцев, так и жителей окрестных мест, чтобы вести торговлю. Стоит этот город, как я слышал, на самом юге Италии; если пройти ещё три дня на юг, то можно достичь самого конца этой земли; добравшись туда, человек не может дальше идти в том же направлении, а вынужден будет повернуть на запад или идти назад на север, окружённый со всех сторон морем. Подготовившись к дальнейшему пути, хотели мы уже покинуть город Бар, но сожалели, что не увидели целых мощей святителя Христова Николая и не видели, как из них идёт святая манна, потому что никому не открывают гроба. Стали мы умолять всех стражей гроба святителя Христова: говорили, что не поленились мы прийти сюда из очень далёкого края только для того, чтобы увидеть и поцеловать мощи угодника Божия, а теперь должны возвращаться ни с чем. Как же и что мы расскажем другим, когда сами ничего не видели и ни о чём не узнали? Сжалились над нами стражи и велели нам задержаться до вечера и прийти в церковь перед вечерней, прежде чем сойдутся люди; решили они тайком открыть нам гроб святого, чтобы другие люди не завидовали, ибо тут нет обычая кому-либо его показывать. Сделали мы так, как нам сказали, и когда пришли перед вечерней в церковь, екклесиарх повёл нас в церковную сокровищницу, где хранятся все святыни, и показал нам много мощей святых. Показал он остриё, которым пронзили голову Христа во время страстей, и Его одежду без швов; волосы Пресвятой Богородицы; крест Григория Богослова; зуб Марии Магдалины; губку, из которой Христос на кресте пил уксус с желчью; часть мощей архидиакона Стефана, святого Иакова, брата Господня, и ещё одного Иакова и прочих, кого по многочисленности их не могу вспомнить, но тех, кого запомнил, записал. Затем он повёл нас в описанную выше церковь, которая находится под верхней, к большому алтарю, кованому серебром, и открыл спереди небольшие дверцы, через которые человек может вползти разве что на животе. Первый залез туда до пояса хранитель ключей и зажёг маленький светильник, чтобы было видно. После него залез туда и я, многогрешный, и надеялся увидеть открытую раку, как это бывает повсюду в наших краях, где рака открывается, как ковчег, или, попросту говоря, сундук. Здесь же не так: рака с мощами святого никогда не открывается, ибо вытесана она из толстой и широкой мраморной глыбы и похожа на какой-нибудь сосуд или ковчег; углублена она в землю на пять пядей, прочно поставлена вровень с подножием престола и большой плитой, тоже вытесанной из мрамора, привалена крепко, так, чтобы её нельзя было открыть. Думаю, это сделано потому, что мощей там нет; они или украдены, или спрятаны в другом месте, или раздроблены на малые частицы и розданы, как римские святыни, из-за чего и нельзя показать их народу. В мраморной плите сверху пробито небольшое круглое окошко, которое можно прикрыть битым талером. Через это окошко до половины раки спускается цепочка с висящей на ней зажжённой свечой. Забравшись внутрь, взглянул я одним глазом в ту дыру и увидел мраморную раку, углублённую на локоть в землю, и она, как колодец, до половины была наполнена водой, или манной, светлой, как самая чистая вода, и сквозь неё на дне виднелись словно бы кости белые, от которых не переставая отделялись словно бы капли пота; тела же нет, потому что оно всё, как говорят, превратилось в миро, и невозможно узнать, от каких частей тела эти кости, потому что лежат они не на своём месте. После того, как вылез я оттуда, залез туда и мой друг и спутник Иустин. Спросил меня каноник, открывший гроб святого, хорошо ли я всё разглядел. Я ответил, что всё видел, только не могу понять, как там (о чём раньше многих слышал и читал) от правого колена вытекает святое миро. Он мне ответил, что невозможно распознать, какая кость от колена, а какая от чего-то другого, потому что все они лежат не на своих местах, потому что они были смешаны при переноске; от правого же колена миро шло только сначала, а ныне же течёт одинаково от всех костей. Когда же мой друг Иустин вылез оттуда, я повторно стал смотреть, и то, что увидел, лучше понял. Скорее всего, как поняли мы с Иустином, это всё же не настоящие кости, а искусно вырезанные из того же мрамора. Потом мы спросили у того же стража гроба, как черпают оттуда миро, если гроб никогда не открывают? Он ответил, что сквозь малую дырочку его извлекают одним хитростным инструментом. Тогда мы за всё, что видели и слышали, поблагодарили Бога и его угодника святителя Христова Николая и покинули город Бар в тот же день, в среду, перед закатом.
___________________
В пятницу, 9 апреля 1725 года от Рождества Христова, рано утром, когда поднялся слабый, но попутный ветер, подняв из воды якорь, поплыли мы в город, и Божией волей добрались до него в полдень; здесь у города корабль встал на якорь, и мы, оставив вещи свои на корабле, пошли в город к главной церкви Святого Великого Угодника Божия и Чудотворца Спиридона, в которой покоятся его святые мощи, желая должное от нас воздать ему поклонение.
Добравшись до церкви, увидели мы, что она закрыта, ибо был тогда полдень; и ждали мы в притворе, пока не откроют врата на вечерню. И тут к нам, сидящим в притворе, подошли некоторые из греков и начали нас расспрашивать, откуда мы, и как к ним прибыли, и куда направляемся. Мы же рассказали всё, как было. Потом один из них спросил нас о своём родственнике, который был в Москве, и мы сказали, что с ним и какой у него сан, потому что его хорошо знал мой спутник, почтенный отец Рувим; этот грек, благодарный нам за такое известие, позвал нас в свой дом, который был недалеко от церкви Святого Спиридона, и предложил нам почётную трапезу, которой мы насытились, и очень благодарны были Господу и тому человеку, потому что голодные пришли в город и ничего не ели, так как ничего не имели (как я уже раньше говорил). Тогда этот человек посоветовал нам идти к протопопу этого города, который так же жил недалеко от церкви, чтобы попросить у него место для проживания и всё, что нам нужно, пока будем в городе.
Когда мы пришли, он спал, и мы ждали в церковном притворе, пока не придёт он на вечерню. Потом на вечерне мы увиделись с ним и поклонились ему, он же сразу стал нас расспрашивать, откуда, и что, и зачем мы пришли, и куда идём. Мы же отвечали, как положено, и он дал нам для проживания келью, которая была там же, возле церковной паперти. Там мы и переночевали, перенеся свои вещи с корабля.
На следующий день, 10 апреля, в субботу, о нас узнали многие люди, и все нам советовали (таков здесь обычай), чтобы мы шли к протопопу и взяли у него хартию, то есть указ, благословляющий сбор милостыни в городе. Но мы это оставили и сначала пошли в церковь на службу Божию, а по окончании литургии Бог, благодаря молитвам своего угодника, святителя Христова Спиридона, послал нам доброго и очень благонравного человека, почтенного священнослужителя по имени Афанасий (он тогда совершал литургию), чтобы он наставил нас во всём. Он, расспросив нас и разглядев, кто мы, тотчас проникся к нам такой христианской любовью, что и на миг не покидал нас; пошёл он к протопресвитерскому писарю и сказал ему, что эти путники с Московских стран идут на поклонение к святым местам и нуждаются в милостыне; писарь сразу же, без всяких возражений, написал грамоту, которая позволяла свободно ходить и просить в городе милостыню, пока будем здесь находиться. Вернувшись, мы понесли эту грамоту к протопопу, который своей рукой подписался и послал с нами того же иеромонаха Афанасия просить милостыню на базаре, то есть по всем купеческим магазинам и торговым апотекам, поскольку мы, путешественники, не знали, куда идти в городе. И пошли мы, призвав на помощь Бога и угодника Его святителя Христова и чудотворца святого Спиридона, и обошли от первого до последнего все ряды амбаров и лавок, и ходили до самого вечера, и собрали немалую милостыню (да будет Богу вечная слава за милость к нам, грешным). На следующий день, в воскресенье, по тамошнему обычаю, ходили мы чуть ли не во всех церквах во время совершения святой литургии, и на этот раз также собрали добрую милостыню. Потом познакомились с людьми, и начали многие нас просить то совершить литургию, то освятить воду в их домах, и платили, и жертвовали нам милостыню.
Мы же пребывали в упомянутой выше келье при церкви Святого Спиридона и питались хорошо из той милостыни, которую получили из щедрейшей руки Творца нашего и рук православных греческих христиан; ни в чём не знали мы нужды, только об одном весьма сожалели: что не успели прийти сюда в то время, когда открывают мощи святого чудотворца Спиридона, и не увидели их.
Просили мы многих вельможных господ, ктиторов церкви и самого протопопа, чтобы они собрали ключи и показали нам мощи: ведь всего ключей – четыре, и все они находятся в разных руках. И хотя это было непростое дело, так как их никогда не показывают, кроме определённого времени, но поскольку нас полюбили за то, что мы пришли из русских земель, то обещали всё показать.
И вот однажды, через несколько дней, протопоп, собрав у себя все ключи, после святой литургии призвал нас в алтарь и затворил все двери; потом повёл он нас на правую сторону святого алтаря, где покоятся мощи святого, и открыл все четыре замка, которыми заперт его гроб; в этом гробе содержится ещё один, иссечённый из камня, а внутри него – рака, сделанная из кипарисового дерева, покрытая плитой из чистого хрусталя; её же небольшая часть в ногах святого открывается для целования. Там и я, грешный, сподобился вместе с почтенным отцом Рувимом, моим спутником, приложиться к ногам святого, и видели мы его сквозь хрустальную плиту до мельчайших подробностей: одежду, на голове подкапок и клобук, которые он ещё при жизни своей носил; одет он в старинный сакос, сотканный крестами, а ноги обуты в очень мягкие сандалии; весь он нетленный, и телом, и одеждой, почивает, как живой. А ещё протопоп сам поднял ризы святого и показал его голени, и мы целовали их, и видели тело его, белое и чистое, и касались его, и было оно мягкое, словно живое. И сказал нам сам протопоп, что всё тело такое, только лицо и левая рука чёрные, правой же руки нет, и они не знают, где она, потому что таким он прибыл в Корфу. Спросил я, почему рука и лицо чёрные. Отвечал он мне, что раньше святой не был так закрыт, как ныне. А стоял он на ногах в своей раке, поставленный между наместными иконами в церкви, и приносили люди ладан, смирну и ливан, и зажигали, как перед образом, свечи и лампады; от непрекращающегося дневного и ночного курения и горения лампад почернели лицо и рука. Начальники, увидев такое безобразие, с тех пор закрыли раку и больше не открывают, только дважды или трижды в год. Слышал я и такое: когда его открывают, вынимают его из раки, и священники, облачившись в фелоны, идут процессией, обходят улицы города и носят святого, как живого, стоящего на своих ногах; по окончании процессии святого снова вносят в церковь и ставят вместе с ракой стоя между наместными иконами, чтобы люди целовали, и открыт он бывает семь или восемь дней. После этого его снова кладут во гроб, стоящий с правой стороны алтаря, и запирают четырьмя замками, а ключи разбирают каждый себе: первый ключ берёт губернатор города, второй – судья, третий – протопоп, четвёртый его заместитель. Увидев это, мы благодарили всемогущего Бога за то, что он по желанию нашему нам помог, и молили, чтобы и другие святые места Он нас сподобил посетить.
Видели мы ещё там, во второй церкви, другие нетленные мощи святой праведной царицы Феодоры, от которых великое исходит благоухание. Там мы не только внутри города, но и снаружи ходили просить милостыню, осматривая всю его красоту и строение. Город Корфус очень красив, но не столько своими постройками, сколько тем, что стоит он над водой, под горами; он велик, разделён на многие части, и немало в нём высоких и крепких каменных укреплений со многими пушками, ещё теперь сооружают тут и новые крепости. Славен Корфус своей древностью: основан он был ещё при великом царе Константине; славен и мощами святого Спиридона и праведной царицы Феодоры, и щедрым изобилием вина, масла и прочего. Церквей благочестивых в нём много, около пятидесяти, с монастырями, которые, однако, внешне некрасивы, только внутри их украшают прекрасные иконы и лампады; внешне они не такие, как в нашей России, где церкви с куполами и прекрасно расположены, а словно простые хаты. Есть здесь и немало итальянских костёлов, однако итальянцы здесь не такие противные, как в других странах, ибо в Корфусе много греков и греческие власти крепки, поэтому, как я слышал, они имеют разрешение папы римского вместе с православными (ради лучшего согласия) отмечать большие праздники, и празднуют их сообща. Мы отслужили одиннадцать литургий по просьбе людей и прожили, благодаря Богу и чудотворцу святому Спиридону, в этом городе целый месяц. Затем, найдя корабль, плывущий в Кефалонию, мы стали просить капитана корабля, чтобы взял он нас с собой, ради поклонения святым мощам преподобного Герасима; о том, что они там покоятся, мы слышали ещё раньше; взяли нас сразу же, без возражений. Сев на корабль в субботу, 8 мая, отплыли мы с наступлением ночи в Кефалонию.
Вифлеем, Рождество Христово 1726 года
Дом Ефратов толкуется как «дом утешения», потому что когда в Вифлееме родился Христос, ни одно из окрестных сёл так не обрадовалось, как это, – так говорят сами здешние люди. С тех пор и по сей день они имеют весёлый нрав, потому что, как я уже говорил прежде, когда мы пришли сюда с архиепископом, нас с очень большой радостью встречали и провожали, особенно потому, что уже прошло четыре года, как сюда не приходил ни один архиерей.
Тогда, в день собора Пресвятой Богородицы, после святой литургии и после трапезы, архиерей со своими диаконами отправился в Святой Город; и многие провожали их за село, в поле, а я с вифлеемским игуменом вернулся снова в Вифлеем и пробыл там два дня. Ходил я там часто в большую церковь, которой владеют римские монахи, а также в пещеру, где родился Христос, и разглядел всю их красоту и великолепие. Церковь и построена, как я слышал, благочестивым греческим царём Юстинианом в годы его правления. Расположением и величием она во всём подобна церкви Святого Верховного Апостола Павла, которая стоит в Риме, за городом; только кровлей они отличаются: здесь кровля сделана крестообразно из оловянных пластин, причём так хорошо и гладко, что каждый похвалит, кто на неё взглянет; не только кровля, но и сам храм построен крестообразно, и такие здания редко встречаются. Весь он сооружён из камня, только кровля сделана из дерева, а поверх дерева – олово; храм достаточно высокий и красивый, длиной в семьдесят шесть ступней, в ширину тридцать три, как я сам тщательно измерил. Речь идёт именно о ступнях, я говорю не о стопах, а о ступании или хождении ногами. Окон здесь больше сорока, внутренних колонн, на которых держится вес церкви, их всех ровно пятьдесят: высотой, толщиной и красотой они одинаковы и вытесаны из одного сплошного камня; камень же этот хоть и прост, но с виду – как лучший порфир; он белый, но с красными узорами, и он отшлифован так искусно, что он светится, как хрусталь.
Те сорок колонн ровно стоят в четыре ряда, по десять в каждом; в алтаре ещё десять колонн; стены выложены, как мозаика, разнообразными камешками, мелкими, как горох, и так искусно, что удивляется человеческий разум. И поистине это прекрасная и драгоценная церковь. Пещера, или вертеп, где родился Христос, сын Божий, находится внутри великого алтаря, под полом церкви, и туда ведут два входа справа и слева; далее тринадцать мраморных ступенек и мраморные двери, также с обоих боков украшены резными узорами; внутри же вся пещера, пол, стены и то место, где Христос родился и был положен в ясли, повсюду внизу и вокруг, кроме верха, выложено мраморными и порфирными плитами, так прекрасно, что и в царских палатах лучше быть не может. Верх обит дорогими шёлковыми покровами, только над Христовыми яслями он открыт, чтобы людям лучше было видно, и чтобы каждый видел природную гору, а не часть, сделанную руками человеческими, и убедился, что это именно та, в которой родился Христос, а не другая пещера. Здесь путники поклоняются двум местам: одному, где Христос Господь родился от Пречистой Девы; второму, где он был положен в ясли и где ныне на память об этом сделаны небольшие ясли из белых мраморных плит. Есть в той пещере ещё и другие пещеры, с запада и с севера; одна из них ведёт вниз и не имеет входа, в неё только заглядывают сквозь окошко. Туда были брошены четырнадцать тысяч младенцев, убитых Иродом. Пещера, в которой родился Христос, имеет много украшений из золота и серебра, особенно много серебряных и хрустальных светильников; многие из них неугасимые, то есть постоянно горят день и ночь. Увидев всё это, на следующий день я ходил в большой монастырь, возле которого стоит церковь; им, как я уже говорил, когда-то владели греки, а ныне здесь живут римляне и францисканцы, римские монахи. Тогда, с позволения настоятеля, я везде обошёл и всё осмотрел, и видел множество прекрасных построек и келий, где могли бы уместиться около двухсот монахов; но и сейчас здесь живут немало римлян; но какая нам польза от того, ведь мы с ними не едины?
Ходил я с одним греческим монахом в долину, что за Вифлеемом, где пастухи когда-то пасли овец, и Ангел возвестил им о Рождестве Христовом; теперь здесь нет ничего, только разрушенная церковь, которая в древности была хорошим зданием, о чём можно догадаться, осматривая её руины. Недалеко от церкви есть небольшое село, где живут сорок душ арабов. Там один вифлеемский монах показал мне колодец, древний и пустой, без воды; из него когда-то Пресвятая Дева Богородица, откуда-то идущая, захотела напиться, и когда припала к колодцу, увидела, что вода далеко, а зачерпнуть было нечем, и никого не было, кто пришёл за водой; поэтому она своим словом подняла уровень воды и, напившись, велела воде вернуться на своё место. О чудеса Божьей Матери! Если бы в том колодце просто была родниковая вода, то и это было бы великое чудо – по слову наполниться доверху; но ещё чудеснее то, что в колодце собиралась дождевая вода, не имея никакого подземного источника. Слушай же и о другом чуде, которое произошло здесь: когда она упёрлась коленями в каменный жёлоб и взялась чистыми руками своими за верх колодца, всё отразилось на камне, как на воске. Пальцев сейчас уже не видно, поскольку, как рассказывают, от верёвок уже затёрся след, верёвками, бывает, стирается не только камень, но железо, если часто вытягивать воду, к тому же древние люди не почитали эти отпечатки, так как Дева Богородица совершила это ещё во времена еврейства и потому не была прославлена; отпечатки же колен в каминном жёлобе до сих пор видны, и я сподобился их целовать. Действительно ли это, или нет, заставлять верить читателя я не принуждаю и свидетельствовать под присягой не могу, потому что не из Священного Писания, а по человеческим рассказам об этом знаю. Однако всякий, кто сам увидит описанное место, убеждается, потому что отпечатки колен кажутся настоящими; к тому же трудно предположить, что их изобразил зачем-то каменщик, поскольку они там совершенно не нужны. Так многое в Вифлееме и его окрестностях я увидел и услышал, поклонился многим святым местам и задержался здесь на пять дней. А затем в четверг утром, 29 декабря, отправился я оттуда в монастырь святого пророка Илии…
Продолжение следует
Автор современного редакторского текста – профессор, академик РАЕН Леонид БУЛАНОВ
Комментарии Леонида Буланова:
«Вифлеем» – в переводе с иврита означает «Дом хлеба». Вифлеем – город на западном берегу реки Иордан, центр паломничества. Расположен в десяти километрах к югу от Иерусалима. Основан около середины II тысячелетия до н. э. Согласно христианской традиции, Вифлеем – место рождения Иисуса Христа, поэтому почитается христианами как второй по святости после Иерусалима.
Мать римского императора Константина Елена в 327 году воздвигла над гротом, где родился Иисус Христос, церковь Рождества.
Сегодняшний Вифлеем – город преимущественно мусульманский, но по-прежнему остающийся домом для значительной части палестинской христианской общины.
«Вертеп» – в переводе со старославянского – пещера, в частности являющаяся объектом религиозного почитания:
Вертеп Рождества – пещера, в которой, согласно Священному Писанию, родился Иисус Христос;
Млечный вертеп – где, по преданию, после рождения Иисуса Христа жило Святое семейство и Богородица уронила капли молока при кормлении Младенца Иисуса.
Рождественским вертепом называют воспроизведение сцены Рождества средствами искусства.
Автор современного редакторского текста – академик РАЕН Леонид Буланов
Продолжение следует
Источник: «НиР» № 11, 12, 2023; 01 (2024)
[1] Итальянский город Бари.