«Абиссинский калам. Материалы экспедиции Николая Гумилёва по исламу и исламской книжности Восточной Африки»
В Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме в Санкт-Петербурге прошла презентация книги «Абиссинский калам. Материалы экспедиции Николая Гумилёва по исламу и исламской книжности Восточной Африки». Книгу представил автор – Ефим Анатольевич РЕЗВАН, арабист и исламовед, доктор исторических наук, профессор, главный редактор международного журнала Manuscripta Orientalia, автор около 300 научных работ, руководитель лаборатории «Международный центр исламских исследований» Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) Российской академии наук, директор Петербургского музея исламской культуры.
В 2008–2010 годах по научной программе Музея Е. А. Резван совершил серию экспедиционных поездок в Эфиопию, посетив те населённые пункты на территории провинций Харари и Оромия, через которые почти 100 лет назад пролегал экспедиционный маршрут выдающегося русского поэта Н. С. Гумилёва (1886–1921).
– Ефим Анатольевич, прежде чем мы начнём разговор о научной экспедиции Н. С. Гумилёва 1913 года, объясните, пожалуйста, как этот человек, отправившийся в христианскую Эфиопию и собравший прекрасную мусульманскую коллекцию, относился к религии? Свидетельства на этот счёт крайне противоречивые. Одни утверждают, что Николай Степанович с детства «был религиозным и таким же остался до конца своих дней – глубоко верующим христианином». Однако В. Ходасевич, например, пишет о Гумилёве: «…я редко видел людей, до такой степени не подозревающих о том, что такое религия». Так кто же прав?
– Ответ на этот вопрос – в поэзии Гумилёва. У него есть замечательное стихотворение «Слово»:
…Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это – Бог…
Стихотворение датировано 1919 годом и было опубликовано в сборнике «Огненный столп» (1921). Это было безбожное время. Я бы даже сказал, что оно было агрессивно безбожным. И быть верующим в те годы означало, говоря современным языком, выпадать из тренда. Тем не менее есть свидетельства того же К. И. Чуковского, например, что Гумилёв в эпоху большевизма истово, напоказ, сознательно крестился, увидев церковь. Скорее всего, это было формой внутреннего протеста.
Атеистом Гумилёв точно не был. Я считаю, что он не был и глубоко воцерковлённым. Но он был верующим. Как иначе можно понять такие строки:
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
– На африканском континенте, как Вы пишите в своей книге, Гумилёв в период с 1907 по 1913 год побывал пять раз. При этом именно пятая поездка, состоявшаяся в 1913 году, позволяет нам говорить о Гумилёве как учёном, как руководителе научной экспедиции, организованной петербургским Музеем антропологии и этнографии (МАЭ)…
– Да, поездка 1913‑го – это, совершенно однозначно, поездка подготовленного специалиста. Гумилёв в ходе этой экспедиции работал как профессионал, насколько это было возможно в те годы. Давайте тут вспомним его строки из стихотворения «Абиссиния» (1918):
Есть музей этнографии в городе этом
Над широкой, как Нил, многоводной Невой,
В час, когда я устану быть только поэтом,
Ничего не найду я желанней его.
Я хожу туда трогать дикарские вещи,
Что когда-то я сам издалёка привёз,
Чуять запах их странный, родной и зловещий,
Запах ладана, шерсти звериной и роз.
– В связи с этим следует вспомнить имена трёх учёных – академика В. В. Радлова, профессора Б. А. Тураева и ближайшего соратника Радлова, замечательного этнографа Л. Я. Штернберга. Что каждый из них дал Гумилёву в научном плане?
– Прежде всего надо отметить, что в то время в России, за исключением Василия (Вильгельма) Юнкера (1840–1892), получившего базовое образование в Европе, практически не было профессионалов‑этнографов, которые бы занимались Африкой. Первая кафедра африканистики появилась у нас только в начале 1930‑х годов в Коммунистическом университете трудящихся Востока.
Были люди типа профессора Б. А. Тураева (1868–1920), создателя русской школы истории Древнего Востока, в частности Древнего Египта и Нубии. Он много занимался и абиссинскими рукописями, историей Эфиопии и эфиопской церкви. Однако найти учёного человека, который бы отправился в эту страну в экспедицию, было трудно. А тут молодой поэт (Гумилёву на тот момент 27 лет), уже издавший несколько поэтических сборников, в том числе с потрясающими стихами на африканские темы. Человек, который к тому времени дважды побывал в Эфиопии, который в ходе этих поездок по своей собственной инициативе собирал и записывал местный фольклор, переводил его. Привозил предметы из Африки. Тураеву, в частности, он подарил складень. Я убеждён, что однажды он будет обнаружен в одной из музейных коллекций. Там на одной половине изображена Дева Мария с Младенцем, на другой – святой с отрубленной ногой.
Интерес к африканской тематике проявился у Гумилёва ещё в 1906–1908 годах, когда он жил в Париже и слушал лекции по литературе в Сорбонне. На самом деле можно сказать, что Гумилёв учился в библиотеке Jardin des Plantes (парижского Ботанического сада). Он изучил всю имевшуюся там научную литературу, посвящённую Африке. На этой базе он, по сути, прошёл курс африканской антропологии. Во время встречи с Б. А. Тураевым Гумилёв показал свою начитанность по африканской проблематике, а своими предыдущими поездками на деле доказал, что готов к непростым условиям предстоящей экспедиции.
Далее за дело взялся В. В. Радлов (1837–1918), директор Кунсткамеры. Он был замечательным организатором науки, знал, к кому обратиться за помощью и поддержкой в осуществлении экспедиции, кто мог помочь с бесплатными билетами, кто – предоставить необходимое техническое оснащение, в том числе оружие. С деньгами у Гумилёва в 1913 году было очень плохо, при этом технически он был обеспечен – у него была фотокамера, пластины для съёмки. Его, как и его спутника Николая Сверчкова (племянника поэта), научили всем этим пользоваться.
Но главную роль, с моей точки зрения, в научной подготовке Гумилёва сыграл Л. Я. Штернберг (1861–1927). Профессиональный этнограф, он прочёл Гумилёву несколько лекций и преподал уроки такой науки, как полевая этнография. В том, что Гумилёв на месте смог скорректировать предстоящий маршрут экспедиции таким образом, чтобы полученный материал оказался по-настоящему новым и интересным, во многом заслуга его наставника. Замечу, что практически все предметы, которые поступили в музей после возвращения Гумилёва, снабжены названиями этих предметов на местных языках в хорошей транскрипции, очень профессионально. С Л. Я. Штернбергом Гумилёв списывался и по ходу экспедиции.
– В книге приведены статистические данные о религиозном составе населения современной Эфиопии: 43 процента исповедуют нехалкидонское православие, мусульман – на 10 процентов меньше, то есть порядка 40 миллионов человек. А в 1913 году, когда экспедиция Гумилёва прибыла в Эфиопию, какова была религиозная ситуация в стране? Насколько она была исламизирована?
– Точных данных нет, но и тогда приблизительно треть населения страны составляли мусульмане. Замечу, что Гумилёв попал в Эфиопию в период её расцвета. Это было мощное государство, во главе которого стоял Менелик II, государство с сильной армией, победившей итальянских завоевателей, со своей системой управления.
Эфиопское христианство – это отдельная большая и очень интересная тема и, хотя ею занимались гораздо больше, чем исламом, – неисчерпаемая. Для русских в то время Эфиопия была страной чёрных христиан. Эфиопы – монофизиты. Это древний извод христианства со своими апокрифическими книгами.
Что касается ислама, то его появление в Эфиопии относится ещё к периоду жизни пророка Мухаммада. Известно, что одной из его кормилиц, а позже и верной сподвижницей была эфиопская рабыня Барака Умм Айман. Первым муэдзином был темнокожий раб Билал бин Рабахаль-Хабаши. Первая в истории ислама хиджра (переселение) была хиджрой в Эфиопию, в страну наджаши (негуса), где спаслись от преследований несколько десятков первых мусульман. Так что история ислама в этой стране насчитывает более 14 веков.
Гумилёв поехал именно в мусульманские области Эфиопии, значительно менее изученные, нежели христианские. Участники экспедиции Гумилёва передвигались на мулах и пешком в тяжелейших порой условиях (смертельная жара, отсутствие воды, крокодилы при переправе через реки, начавшаяся у Гумилёва лихорадка и пр.) – 975 километров! Гумилёв был одним из первых профессиональных учёных, кто побывал в мусульманских районах страны. Например, через Шейх-Хусейн до Гумилёва проходили лишь три европейские экспедиции.
– Шейх-Хусейн – один из топонимов, которые встречаются не только в полевом дневнике Гумилева, но и в его поэзии:
…Если мула в лесу ты не можешь найти,
Или раб убежал беспокойный,
Всё получишь ты вдруг, обещав принести
Шейх-Гуссейну подарок пристойный…
– Экспедиция Гумилёва достигла Шейх-Хусейна 25 июня 1913 года. Этот мемориальный комплекс и примыкающее к нему селение расположены в гористой местности Бале на высоте около 1500 метров. Название комплекс получил в честь выдающегося проповедника шейха Нур Хусейна, который пришёл в эти места ещё в XIII веке с нынешнего сомалийского побережья Индийского океана. С именем этого шейха и его учеников связано множество мест поклонения.
Одним из столпов ислама является хадж (паломничество) в Мекку в Саудовской Аравии. Каждый мусульманин хотя бы раз в жизни должен исполнить это предписание. Для этого ему нужны средства, и немалые. Путешествие это дорогое. На рубеже XIX–XX веков далеко не каждый из хаджа возвращался – долгий путь, грабежи караванов паломников, болезни. Поэтому в мусульманском мире стихийно возникли святые места, три или семь посещений которых, согласно местным поверьям, приравниваются к хаджу. Мне известны 15 таких мест: они есть в Западной Сибири, Центральной Азии, Индонезии, Синьцзяне. Таким местом является и Шейх-Хусейн в Эфиопии. У Гумилёва есть такие строки:
И таинственный город, тропический Рим,
Шейх-Гуссейн я увидел высокий,
Поклонился мечети и пальмам святым,
Был допущен пред очи Пророка.
Сегодня в Шейх-Хусейн приходит до полумиллиона паломников в год. Мемориальный комплекс – очень интересный. Посещение его включает в себя целый ряд ритуалов, которые напоминают ритуалы мекканского хаджа (таваф вокруг могилы шейха Хусейна, бросание камешков в «Долине греха» и др.). Один из ритуалов – посещение «Пещеры грехов», в которой, по преданию, молился и постился в течение сорока лет шейх Хусейн. Выйти из пещеры паломник должен через узкий лаз: если ты благочестив, если ты очистился от грехов, ты из этого лаза выберешься. Гумилёв писал, что ему это удалось. Мне тоже.
Из Шейх-Хусейна Гумилёв привёз для МАЭ не только материальные предметы (паломнический посох, например), но и фотографии рукописей, в частности «Книги весны сердец в поминании заслуг и достоинств господина нашего Нур Хусейна».
Большую же часть своей коллекции Гумилёв приобрёл в Хараре, городе, который многие мусульмане считают четвёртым по своему религиозному значению городом ислама (после Мекки, Медины и Иерусалима). Харарцы утверждают, что в городе – 99 мечетей (по числу прекрасных имён Аллаха) и около 300 могил, которые почитаются как святые. По крайней мере с XV века здесь главенствуют учения, связанные с суфийским братством кадирийа, а с именем его основателя – великого суфия, жившего и творившего в Персии и Ираке, ‘Абд ал-Кадира ал-Джилани (1077–1166), в ближней и дальней округе связано несколько мест поклонения. Гумилёв писал в своём путевом дневнике, что «харариты… очень начитаны, отлично знают Коран и арабскую литературу… Их главный святой – шейх Абукир, пришедший лет двести тому назад из Аравии и похороненный в Хараре».
В течение долгого времени посещение города иноверцами было запрещено. Только чуть более чем за полвека до приезда Гумилёва запрет был снят. Именно в Хараре, городе, который к XVI веку стал центром мусульманской учёности на Африканском Роге, Гумилёв провёл больше всего времени.
– 107 предметов, которые привёз Гумилёв из экспедиции и которые сегодня хранятся в Кунсткамере, – представляют мусульманскую культуру Харара и Шейх-Хусейна?
– Есть вещи, условно говоря, языческие, но большая часть – это предметы мусульманской культуры. При этом значительная часть собрания связана с мусульманской книжностью и словом. Харар был известным на всю Африку центром изготовления рукописей. Там был целый квартал, где жили мастера переплётного дела. Город обеспечивал религиозной продукцией весь регион – не только Африканский Рог, но и Кению, Танзанию.
Гумилёв – «книжный» человек и, оказавшись в «книжном городе», приобрёл множество предметов, так или иначе связанных с книгой и книжным делом: это уникальный «набор инструментов для переплетения [книг], четыре деревянных и три орнамента для тиснения из кожи носорога, пять старых пустых переплётов, портфель для бумаг, деревянную подставку для раскрытой книги», а также «чернильница, при ней два пера и доска для обучения детей грамоте…». Настоящая редкость в музейных и рукописных собраниях – привезённый Гумилёвым кожаный транспарант: поверх него накладывают лист бумаги, с усилием «протирают» ладонью – и на листе отпечатываются линии, которые используются как направляющие для письма.
Таким образом, благодаря экспедиции Гумилёва МАЭ стал обладателем уникальной коллекции, посвящённой материальным элементам и техническим характеристикам рукописной традиции Харара.
– А рукописи? Их сколько в коллекции Гумилёва?
– Вопрос простой и сложный одновременно. Всё дело в том, что считать рукописью? Среди тех девяти единиц хранения, которые Гумилёв передал в Азиатский музей (ныне Институт восточных рукописей РАН) в 1917 году, есть полные рукописные списки, есть фрагменты. Фрагменты рукописей хранятся и в Кунсткамере. Прекрасный список находится в коллекции Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме… В целом это уникальная и интересная рукописная коллекция, в основном религиозного содержания. Это фрагменты Корана, молитвы, заклинания, записи религиозной поэзии, текстов для амулетов, «медицинских» предписаний…
20 листов тетрадей Гумилёва содержат популярную в Хараре стихотворную молитву-славословие пророку Мухаммаду, краткое грамматическое сочинение «Ал-Мукаддима ал-Аджрумиййа», стихотворение религиозно-догматического содержания, стихотворную проповедь, приписываемую одному племенному вождю.
– Вы упомянули о рукописи, которая хранится в Музее А. А. Ахматовой. Расскажите о ней подробнее.
– Эта рукопись – знаменитый сборник молитв «Знаки благодеяний и яркий всплеск света в память о благословениях избранного Пророка». Автор сборника – Абу ‘Абд Аллах Мухаммад б. Сулейман ал-Джазули (умер в 1465 году), один из семи святых марокканского города Марракеша. Сочинение ал-Джазули необычайно популярно в исламском мире, в Северной Африке в первую очередь. Это первый в исламском мире значительный труд, в котором собраны молитвы о мире и благословении пророку Мухаммаду. Сочинение начинается с 99 имён Аллаха, за которыми следует список из более чем 100 имён Мухаммада, под которыми Пророк известен среди мусульман. Сборник ал-Джазули популярен и в наши дни. Его дарят паломникам, его можно послушать в Интернете.
Судьба же рукописи, хранящейся в Фонтанном доме, такова. В 1911 году, после возвращения из Абиссинии, Гумилёв подарил её своему близкому другу П. П. Потёмкину (1886–1926), поэту, переводчику, драматургу и литературному критику. Потом рукопись оказалась в собрании известного петербургского библиофила М. С. Лесмана (1902–1985). А затем, слава Богу, попала в музей А. А. Ахматовой. Здесь её реставрировали. Из всех рукописей коллекции Гумилёва эта – в самом лучшем состоянии.
– Как посещение мусульманских мест Эфиопии повлияло на поэтическое творчество Гумилёва? Остался ли исламский след в его поэзии?
– С моей точки зрения, поэзия Николая Гумилёва – это его полевой дневник. Красной нитью книги «Абиссинский калам» является моя попытка это показать: за каждой поэтической строкой Гумилёва – либо конкретное знание, увиденное своими глазами, либо то, что было почерпнуто поэтом из книг при подготовке к путешествию.
В этой связи в первую очередь нужно назвать сборник «Шатёр», который невысоко оценила А. Ахматова, назвав его «заказной книгой географии в стихах». Но есть абсолютно объективный показатель – влияние гумилёвской поэзии на творчество последующих поколений поэтов. Ведь не секрет, что у Гумилёва много последователей в отечественной поэзии. Он – герой, Хемингуэй, Ремарк и Сент-Экзюпери в одном лице. Если мы посмотрим, какие строки Гумилёва чаще всего перефразируются, цитируются, вдохновляют, то это будут стихи африканского цикла. А то, что связано у Гумилёва с Африкой, во многом связано с исламом:
Города, озарённые солнцем,
Словно склады в зелёных трущобах,
А над ними, как чёрные руки,
Минареты возносятся к небу.
Я сейчас занимаюсь проектом «Ислам в фотоколлекции Императорского Православного Палестинского Общества». Вскоре после создания этой организации хаджи в России получили почти те же права, что и православные паломники. Фотографии, объединённые в тематические блоки, я дополняю соответствующими аятами из Корана и комментарием, в котором говорится, как те или иные исламские реалии воспринимались в русской культуре. Гумилёв в поэзии затронул массу тем, принципиальных для ислама. Так что его стихи идеально дополняют фоторяд.
– Ефим Анатольевич, Ваш интерес к африканским путешествиям Гумилёва начался ещё в 80‑х годах…
– Да, я был тогда аспирантом Ленинградского отделения Института востоковедения РАН. Впервые о рукописях, привезённых из Африки Н. С. Гумилёвым, услышал от М. Б. Пиотровского, ныне директора Государственного Эрмитажа. Он оказался первым специалистом-арабистом, которому в качестве участника многолетнего проекта по подготовке краткого каталога арабских рукописей Института востоковедения довелось предметно работать с рукописями Гумилёва. Им он и посвятил свой доклад, с которым выступил на одном из научных заседаний, прошедших в секторе Ближнего Востока Института.
Тогда рассказ Михаила Борисовича остался для меня экзотической внешней историей. Я занимался изучением древних рукописей Корана и никак не мог предполагать, что через несколько лет буду не только с рукописями из гумилёвской коллекции работать, но и окажусь в тех местах на африканском континенте, где проходила экспедиция Гумилёва, увижу своими глазами то, что видел он.
Мне довелось трижды побывать в Эфиопии в 2008–2010 годах. Одним из результатов этих экспедиций и стала книга «Абиссинский калам», которая вышла в 2022 году в авторской серии «Мой мир ислама». Книга посвящена памяти моего друга Андрея Чанова. Без него не было бы ни моих поездок 2010 года, ни этой книги.
– Можно ли эту книгу считать окончательным итогом Вашей работы по теме «Гумилёв и Африка»? Остались ли в этой теме лакуны? В каком направлении могут идти изыскания?
– Могу с уверенностью сказать, что эта тема – бесконечна. Например, в Париже Гумилёв интересовался мусульманскими рукописями. Вспомним его строки из стихотворения «Египет»:
…Шейхи молятся, строги и хмуры,
И лежит перед ними Коран,
Где персидские миниатюры –
Словно бабочки сказочных стран.
Речь здесь идёт о первом развороте Корана, где традиционно располагаются первая сура «Фатиха» и начало второй суры «Аль-Бакара». Эти две страницы всегда красиво оформлялись. И Гумилёв в них увидел прекрасный образ – бабочку.
Как я полагаю, именно в Париже он приобрёл и миниатюру, которая была создана персами, жившими во французской столице. Ахматова её подарила сыну, Льву Гумилёву. С этой миниатюрой связана большая история, пока ещё не до конца ясная.
– Ефим Анатольевич, Вы не раз писали о том, что ислам существует прежде всего в своих региональных формах, впитавших национальные, местные традиции. Между экспедицией Н. Гумилёва и Вашими экспедиционными выездами в Эфиопию – почти сто лет. Изменилась ли, на Ваш взгляд, за это время эфиопская форма существования ислама?
– Вы правы: я сторонник того, что ислам существует главным образом в своих национально-культурных формах. Сейчас в Эфиопии идут очень динамичные изменения, связанные с салафитской пропагандой. Существующие национально-культурные формы, связанные с суфизмом, атакует джихадистский ислам.
Мы как-то в ходе экспедиции остановились в одной деревне. На каждой хижине – спутниковая тарелка. Спрашиваю – откуда взяли? Говорят – подарили. Работает всего один канал. И если раньше человек шёл в мечеть, и ему местный имам рассказывал, что, согласно нормам ислама, правильно и что неправильно, то теперь ему всё рассказывает спутниковая тарелка.
Пропали амулеты, которые при Гумилёве мусульмане в Эфиопии вешали на шею и которые он привёз из экспедиции. Мы в лавке, торгующей «древностями», с трудом нашли один, а раньше они продавались на каждом углу. То есть предметы уходят из бытового оборота под внешним влиянием. При этом Шейх Хусейн, в отличие от Харара, который гораздо больше подвержен внешним влияниям, остаётся в наши дни главным противником чужого ислама.
Анализируя материалы, собранные в ходе наших экспедиций в Эфиопию, я позволил себе высказать гипотезу о том, что на протяжении многих веков само развитие исламской цивилизации проходило в форме конфликта условно «местных» и «салафитских» форм ислама. Распространение ислама шло во многом благодаря суфийской проповеди, поэтому «местный» ислам носит, как правило, суфийский облик. Энергия суфийской проповеди часто наталкивалась на ответный рост популярности идей «очищения ислама от искажающих его новшеств». Появление и постоянную подпитку салафитских идей можно рассматривать как часть мощных и практически неизученных салафитских волн («салафитская синусоида»), периодически прокатывавшихся по всему мусульманскому миру и вызывавших ответную «суфийскую реакцию».
Так что вся эта история с экспедицией Гумилёва интересна и с точки зрения развития современного ислама. Понять это можно, только если ты знаешь историю!
Беседовала Ольга СЁМИНА
Источник: «НиР» № 9, 2023
На фото: Экспедиция Н. Гумилёва в Абиссинию