Рассказ второй
В семинарии
Идти на экзамен по догматическому богословию к отцу Сергию Савинскому семинаристы боялись.
Этот худощавый седой человек с седой бородкой, достаточно недавно ставший священником, не относился к числу снисходительных преподавателей. Его совсем не устраивали общие ответы экзаменуемых. Смотря на отвечавшего поверх очков в тонкой оправе, профессор спрашивал: «А как бы поточнее?»
«Поточнее» подразумевало знание наизусть цитат Священного Писания, что для русских семинаристов послевоенного времени казалось почти невозможным. Да и позже многие семинаристы и студенты духовных академий советской эпохи не считали целесообразным заучивание наизусть цитат из Библии, мотивируя это тем, что «мы же не протестанты». То, что протестанты, с которыми некоторые из них имели возможность познакомиться во время экуменических встреч, периодически организовывавшихся церковным руководством в определенный период советской истории, хорошо знали Священное Писание, делали в их глазах такое знание чем-то отрицательным. «Прямо как баптисты наши», – говорили те, кто был знаком и с русским вариантом протестантизма, возможным в ту эпоху.
Впрочем, бездумное заучивание «Катехизиса» митрополита Филарета в первом классе семинарии приводило к тому, что многие из знавших его почти наизусть, толком не понимали его содержание.
Отец Сергий Савинский относился к числу богословов дореволюционной эпохи. Получив степень кандидата богословия в 1901 году в Киевской духовной академии, с 1902 года он преподавал догматическое, нравственное и основное богословие в Черниговской духовной семинарии. Вступил в брак, а прошение на рукоположение подавать не стал. В 1907 году получил ученую степень магистра богословия, в 1916 году был назначен инспектором Черниговской духовной семинарии. После революции преподавал в Черниговском учительском институте, работал бухгалтером. Переходил в обновленчество, преподавал в обновленческой богословской академии в Москве. После её закрытия остался в столице, найдя работу бухгалтера.
Знаменитая встреча И. В. Сталина с православными иерархами в 1943 году стала началом перемен в государственной религиозной политике Советского Союза. Сергей Васильевич Савинский был привлечён к созданию новых духовных учебных заведений, открытие которых стало возможно в рамках этих перемен. 1 декабря 1943 года его назначили проректором богословского института и заведующим богословско-пастырскими курсами в Москве. С учетом того, что ректор богословского института - протоиерей Тихон Попов - был назначен только 28 августа 1944 года, С. В. Савинский стал первым руководителем Московских духовных школ. После преобразования богословского института и пастырско-богословских курсов в Московские духовные академию и семинарию, был назначен новый ректор - протоиерей Николай Чепурин. С. В. Савинский стал инспектором. После внезапной кончины отца Николая с 7 февраля по 28 октября 1947 года исполнял обязанности ректора Московских духовных академии и семинарии. Священником Сергей Васильевич Савинский стал только в 1947 году в возрасте 70 лет, за семь лет до своей кончины. В этом же году образованной Священным Синодом при Московской духовной академии аттестационной комиссией он был утверждён в профессорском звании.
Пасха Христова в 1951 году была 29 апреля. А на Светлой седмице семинаристам в Загорске назначили экзамены. Три семинариста – Владимир Пашков, Василий Подлесных и Анатолий Щуров стояли во дворе Лавры, о чём-то оживлённо споря.
– У всех нормальных советских людей Первомай, а у нас экзамены, – недовольно пробурчал Владимир.
– Тебя же никто насильно сюда не направлял, – медленно проговаривая каждое слово, возразил ему Анатолий Щуров.
– Да, сунулся вот, а теперь... впрочем, довольно об этом: говорю я, что все получится! – горячо заговорил Володя.
– Ну, если и получится, то совсем в этом ничего хорошего нет, – не согласился Анатолий. – Мы же учиться сюда поступили, а не оценки получать.
– А если «двойки» поставят? – не унимался Владимир.
– Значит плохо подготовились. Догматическое богословие – основа для будущего пастыря. Нам не «двойки» страшны, а незнание основ православной веры.
– А, ну тебя! Ты как старый дед занудный! Иди куда хочешь! А ты со мной? – обернулся Володя к Василию.
Тот отрицательно помотал головой.
– Ну, и идите к своему Сергею Васильевичу! – раздраженно махнул рукой Владимир.
– Отцу Сергию, – поправил Анатолий. – Он священник.
– Священник! – насмешливо передразнил его Володя. В семьдесят лет стал священником, как в народе говорят: «на Тебе, Боже, что нам негоже». Да его даже митрополит Варфоломей Сергеем Васильевичем зовёт!
– Но ты же не митрополит, – спокойно возразил ему Анатолий. – А пришедшие в единонадесятый час получают от Господа ту же награду, что и пришедшие в первый.
– Зануда! – ещё раз махнул на него рукой Владимир и пошёл в сторону Троицкого собора лавры.
А Анатолий с Василием пошли на экзамен.
...Анатолию нравилось учиться в семинарии. Троице-Сергиева лавра поразила деревенского юношу величием своих храмов, других строений. Хотя все это и нуждалось в серьёзных восстановительных работах, но не лишилось былого великолепия. Молодому человеку нравились новые слова, которые он узнавал во время учёбы и своему другу Василию Подлесных сказал, что лавра произвела на него неизгладимое впечатление «своей сакраментальностью».
Анатолий очень тонко чувствовал духовный мир. Это чувство, во многом интуитивное, было ему присуще с детства. Когда он в первый раз подошёл к мощам преподобного Сергия Радонежского в Троицком соборе лавры, то почувствовал особое присутствие святого. Как будто он рядом с ним, и можно с ним поговорить, как...
Юноша как-то потом задумался, как с кем поговорил бы с преподобным. Как с отцом? Но с отцом они никогда не говорили о таких вещах, о каких он хотел бы поговорить со святым. Как с другом Василием? Но с преподобным не будешь говорить так запросто. И, наконец, в его голове появилось подходящее сравнение – как с отцом Вениамином.
Архимандрит Вениамин (в миру Виктор Дмитриевич Милов) до революции учившийся в Казанской духовной академии, не смог её окончить в силу тех перемен, которые принесли в Россию события, связанные с октябрем 1917 года. Но в 1922 году ему удалось окончить со степенью кандидата богословия неофициально действовавшую Московскую духовную академию. В апреле 1920 года в Даниловом монастыре Москвы состоялся его монашеский постриг; уже в 1923 году он стал архимандритом и наместником Покровского монастыря в Москве. Неоднократно арестовывался, был в заключении – в 1929-1932 и в 1939-1946 годах.
15 июня 1946 года его освободили, и уже с июля того же года он стал жить в Троице-Сергиевой лавре. В этом же году начал преподавать в академии и семинарии. В 1947 году стал доцентом, в 1948 году защитил магистерскую диссертацию и два года был профессором и инспектором Московских духовных школ. Интересна тема магистерской диссертации, избранная священником, пережившим столько гонений: «Божественная любовь по учению Библии и Православной Церкви (Опыт раскрытия нравственной стороны православно-христианского догмата веры из начала любви)». С 1949 по 1954 годы вновь был в ссылке, а почти сразу после неё Священный Синод избрал его епископом Саратовским и Балашовским. Архиерейское служение епископа Вениамина было недолгим. Но 12 июня того же года определением судебной коллегии Верховного суда РСФСР он был реабилитирован «за отсутствием состава преступления». А всего через несколько месяцев – 2 августа – епископ Вениамин скончался. Многие из прихожан Саратовской епархии были уверены в его святости.
Анатолий недолго имел возможность общения с отцом Вениамином: юноша поступил в семинарию в сентябре 1948 года, а 10 февраля 1949 года архимандрита уже вновь арестовали. Но и за это непродолжительное время священник оставил в душе молодого человека неизгладимое впечатление. Он преподавал в первом классе семинарии церковно-славянский язык, и Анатолий за какие-то месяцы овладел этим, до этого непонятным ему языком, как русским. Бывали моменты, когда душу юноши охватывала тоска: в его недолгой жизни уже было немало испытаний, а будущее казалось таким неопределенным... Но стоило ему посмотреть в большие добрые голубые глаза отца Вениамина, как приходило успокоение. Впрочем, в глаза кому-то архимандрит избегал смотреть, он всегда опускал взгляд вниз.
Должность инспектора, казалось, тяготила отца Вениамина. Она предполагает, что тот, кто её исполняет, должен следить за дисциплиной семинаристов, наказывать их за провинности. Для бесед с провинившимися он приходил вечером в их общую комнату. Садился на скамейку (стульев не было – время бедное). Терпеливо ждал, когда семинаристы поужинают, прочитают вечерние молитвы, и только потом начинал говорить. Но строгости в его словах не было никакой.
Семинария тогда располагалась в части бывшего дворца императрицы Елизаветы. Всенощное бдение служили в одном из залов, который называли «чертоги». Владимир Пашков, как убежденный либерал, во время помазания на всенощной бдении не целовал руку отца Вениамина. «Лишнее» – с усмешкой говорил он возмущённым сокурсникам. Но когда Володя трижды так сделал, то инспектор после службы подошёл к нему и поцеловал его руку...
– Это удивительно было видеть, как инспектор целует руку у воспитанника. И этим смирением все сказано! Ты должен смириться и, как положено по нашему православному чину, целовать руку священнику, когда принимаешь от него помазание, – горячо говорил Владимиру Анатолий.
Но тот отмахнулся:
– Полно тебе! Просто чудной он.
А через несколько месяцев отца Вениамина арестовали. Многие преподаватели семинарии нравились Анатолию - протоиерей Александр Ветелев, Николай Иванович Муравьёв, Николай Петрович Доктусов, священник Дмитрий Боголюбов, Николай Иванович Аксёнов. Нравился ему и отец Сергий Савинский, на экзамен к которому так страшились идти другие семинаристы. Но такого впечатления как отец Вениамин в его душе не оставил ни один из них.
...Митрополит Новосибирский и Барнаульский Варфоломей (в миру Сергей Дмитриевич Городцов) в то время нередко приезжал в Московские духовные школы. Во время таких приездов патриарх Алексий Первый предоставлял ему для проживания свои покои в лавре. Во время приезда на Светлой седмице 1951 года старцу митрополиту оставалось всего несколько месяцев до 85-летия.
Его жизненный путь был сложным. В 1890 году С. Д. Городцов окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия. После вступления в брак в 1892 году был рукоположен в сан священника. Служил в Грузии. В 1914 году подготовил к печати магистерскую диссертацию. В годы Гражданской войны овдовел. В 1923 году был арестован и выслан в Уфу на пять лет. После пересмотра дела в Москве 5 октября 1924 года его отправили в Соловецкий лагерь особого назначения на два года. В 1926 году был выслан в Сибирь; 1 января 1930 года - в город Богучар Воронежской области, где находился до конца 1933 года.
31 мая 1942 года после пострига в монашество с именем Варфоломей был рукоположен в сан епископа Можайского, викария Московской епархии. На следующий день возведён в сан архиепископа. В ноябре 1942 года назначен архиепископом Ульяновским, 26 июля 1943 года архиепископом Новосибирским и Барнаульским. В 1949 году был возведён в сан митрополита, избран почётным членом Московской духовной академии. В 1951 году за совокупность научных трудов удостоен степени доктора богословия.
...Во время приездов в лавру митрополит Варфоломей если сам не служил, то во время богослужений молился в Троицком соборе. Найти его было непросто: он стоял в простом подряснике, без панагии, затерявшийся в толпе старушек. Но Владимиру Пашкова не составило труда найти архиерея. Для убедительности он привёл с собой трёх семинаристов - более сговорчивых, чем Анатолий и Василий. Все они слёзно просили митрополита помочь им сдать экзамен у отца Сергия.
Тот улыбнулся, но согласился пойти с ними на экзамен. Радостные семинаристы вели старца архиерея под руки в класс, где проходил экзамен, на четыре голоса распевая пасхальное песнопение «Ангел вопияше Благодатней».
Анатолий уже сдал экзамен, а вот многих его сокурсников присутствие митрополита спасло от «двойки». Видя, что тот или иной семинарист близок к получению неудовлетворительной оценки, архиерей говорил: «Сергей Васильевич, да будет с него!» и махал рукой для убедительности. И недовольному отцу Сергию ничего не оставалось, как с миром отпустить плохо отвечавшего семинариста...
– Видели? – торжествующе спросил Владимир Василия и Анатолия после экзамена. – Всё получилось у меня так, как я и запланировал.
Но в этот раз Анатолий только махнул ему в ответ рукой... Он считал, что нельзя злоупотреблять добротой архиерея. А Василий, которого присутствие митрополита избавило от «двойки» промолчал – ему сложно было найти подходящие слова в такой ситуации.
Разговор друзей
Время обучения в семинарии стало для Анатолия особым периодом в его жизни. Он словно вошёл в новый мир, доселе неведомый; мир, поражающий своей глубиной. Для практического деревенского мальчика до какого-то момента все казалось простым и понятным. А теперь он погружался в какие-то глубины неизведанного, которые раньше не мог себе представить.
Приходя в храм на службу, он старался встать где-то в сторонке, чтобы никому не мешать. Ему не нужно было закрывать глаза для погружения в молитву, во время которой юноша не видел ничего вокруг. Длинные службы казались ему пролетающими за мгновение, потому что в эти моменты он не замечал хода времени.
Наступил 1952 год, летом которого Анатолию предстояло окончить семинарию. В характеристике, подготовленной на него семинарским начальством, говорилось: «Родом из Калининской области. Сын крестьянина. Холост. Здоров. Уравновешен, спокоен, выдержан, дисциплинирован. Склонен к уединению, замкнутости. Способности хорошие. Усердие и прилежание отличное. Проявил интерес к богословским наукам и богослужению. Внутренне чист и целомудрен, хотя несколько и самолюбив. Религиозная настроенность искренняя и глубокая. Любит Церковь. Хотя и способен учиться в академии, но предпочитает принять сан и определиться на приход, по его словам "бедный и заброшенный". Может быть рекомендован для пастырского служения».
Во время учебы Анатолия в семинарии, государственно-церковные отношения в Советском Союзе, которые можно было назвать тёплыми только в сравнении с предшествовавшим периодом гонений, вновь начали охладевать. Уже с 1948 года – года поступления его в семинарию – со страниц «Журнала Московской патриархии» исчезли сообщения о строительстве новых храмов. Но и до этого факты нового строительства церквей были единичными. Начиная с 1950 года, сокращается численность духовенства. В основном это было связано с тем, что на место выбывших по здоровью или возрасту власти под разными предлогами запрещали рукополагать новых. Сокращалось и число приходов. Начиная с 1949 года постепенно были прекращены богослужения вне стен храмов, отменены крестные ходы, кроме Пасхальных. В 1950 году по рекомендации Совета по делам Русской православной церкви был издан указ о пострижении в монашество только с разрешения патриарха. Начали призывать в армию учащихся духовных школ, не имеющих священного сана.
У Анатолия несколько братьев погибли в войну, поэтому призыв ему не грозил. А вот как стать монахом после издания такого патриаршего указа, он не знал. Другого же пути в жизни юноша для себя не видел.
– Если бы мне встретиться со Святейшим, то я бы его убедил, что меня можно постричь в монашество, – поделился он как-то сокровенными мыслями со своим другом Василием Подлесных.
– Он не пойдёт против власти, – задумчиво ответил Василий. – Скажет, что ты ещё очень молод, что монашество это выбор зрелых людей.
– Но я не хочу жениться! – категорично заявил Анатолий.
– А кто тебя заставит? Скажет: побудь псаломщиком лет до сорока, потом примешь постриг, если не передумаешь.
Мысль о том, что в ожидании рукоположения в священный сан нужно прожить почти столько же, сколько он уже прожил, показалась Анатолию ужасной.
– Но я хочу служить! – твёрдо сказал он. – Разве нет другого выхода?
– Выход может и есть, – задумался Василий. – Но он сопряжён с большим риском.
– Говори! – глаза Анатолия загорелись.
– Если найдётся архиерей, который рукоположит тебя в священный сан без вступления в брак, то ты будешь целибатом. То есть жениться все равно не сможешь, поэтому причин запрещать твой монашеский постриг у властей не будет.
– А в чём риск?
– Риск в том, что уполномоченный санкции на такое рукоположение не даст. Семинарское начальство тоже. То есть архиерей, который примет такое решение и ты сам пойдёте поперёк и церковного и светского начальства.
– Так разве есть такой архиерей? – глаза Анатолия только что горевшие, потухли.
– Думаю, что есть, – ответил Василий.
– И кто он?
– В Ярославле служит архиепископ Димитрий. Он в 1947 году рукоположил в диакона семнадцатилетнего парня, а через два дня постриг его в монахи.
– Как такое может быть?
– Не знаю, но уже в 1949 году владыка Димитрий рукоположил его в иеромонаха. Он несколько лет послужил на приходе, а в этом году архиерей перевёл его в кафедральный собор, назначил ключарём и своим секретарём.
Глаза Анатолия вновь загорелись.
– А кто такой владыка Димитрий? – спросил он.
– Ему уже семьдесят лет. До революции он был на светской работе юриста. В 1917 году участвовал в Поместном соборе. В 1919 году патриарх Тихон рукоположил его в сан священника. До 1942 года в этом сане он служил в Ярославле. В 1943 году принял монашеский постриг, его рукоположили в сан епископа. Был викарием Московской епархии, потом правящим Ульяновским, затем Рязанским, а в 1947 году стал Ярославским. В 1945 году возведён в сан архиепископа.
– Откуда ты так про него всё хорошо знаешь? – подозрительно посмотрел на друга Анатолий.
– У меня тоже есть мысли, схожие с твоими, – признался тот.
– Здорово! А если ему сейчас семьдесят – он, получается, что монашеский постриг принял уже в возрасте хорошо за шестьдесят. Он был женат?
– Да, но овдовел ещё в 1938 году.
– А почему он тогда поддерживает молодых людей, желающих стать монахами?
– Сложно сказать, но он же не массово это делает; видимо, промысл Божий.
– А как зовут того иеромонаха, про которого ты говорил?
– Отец Никодим.
– И он в семнадцать лет стал монахом и диаконом, и всё прошло гладко?
– Нет: это ему трудно далось. Родные были против, отец у него партийный. Первые годы ему пришлось всё скрывать.
– Но я не хочу скрывать ничего! – горячо заявил Анатолий.
– А тебе от кого скрывать?
– Но ты сказал, что могут быть неприятности...
– Могут, потому что при нормальном течении дел нужно согласие и нашего семинарского начальства, и уполномоченного, а они его на целибатное рукоположение не дадут.
– А чем это грозит?
– У архиерея могут быть неприятности. А тебе могут не выдать диплом.
Анатолий задумался.
– А ты тоже поедешь к нему? – спросил он.
Василий утвердительно кивнул:
– Поедем к нему вместе?
– Да.
Диаконская хиротония
Друзья не стали откладывать поездку в Ярославль. Ещё не закончились Рождественские каникулы, поэтому буквально на следующий день они приехали в Ярославское епархиальное управление. В то время оно располагалось в деревянном двухэтажном доме на улице Подосёновской. Дом был с высокими окнами, украшенными резными наличниками и, по тем временам, мог считаться «шикарным».
Архиепископ Дмитрий принял их приветливо. Это был уже старый архиерей, с большой седой бородой. В молодости он мечтал о карьере оперного артиста, но в 1905 году был сильно избит во время демонстрации и на нервной почве потерял голос. Боли в почках после этого события остались на всю жизнь. Но определённая артистичность в поведении сохранилась, как напоминание о юношеской мечте – актерский и ораторский таланты, органично ему присущие, не могли не проявляться. Так как она были естественной, в ней не было ничего наигранного, то она невольно располагала к нему собеседников. Прекрасный проповедник, в годы Великой Отечественной войны архиепископ Дмитрий, а в то время протоиерей Владимир, проводил большую работу в поддержку фронта – помимо разъяснений в проповедях и частных беседах, это был сбор средств и вещей для нужд действующей армии. Это встретило одобрение и на государственном и на церковном уровне. Он был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», призван к архиерейскому служению. После смерти патриарха Сергия, его отношения с новым патриархом Алексием I оказались менее тёплыми, что не мешало архиепископу Димитрию достаточно уверенно чувствовать себя в тех епархиях, назначения в которые получал. Ярославль он любил – с ним было связано его священническое служение. Перевели его сюда в 1947 году, на основании личного прошения. В Ярославле архиепископ Дмитрий занимался упорядочением финансового положения епархии, чем нажил себе немало недоброжелателей, в том числе среди духовенства, организовал реставрацию Феодоровского кафедрального собора.
Когда семинаристы вошли в кабинет архиерея, он встал, опираясь на палку и каждого из них благословил, внимательно глядя им в глаза.
– Значит, мечтаете о монашестве, – задумчиво сказал архиепископ, выслушав их сбивчивые от волнения рассказы. – Это доброе дело. Но и сложный путь, каждого желающего вступить на который в любое время человеческой истории, при любых внешних обстоятельствах, будут ждать свои искушения. Нужно соразмерить свои силы. Сейчас я болен, а приезжайте ко мне в Пасхальные каникулы. И, если Бог благословит, то ваш жизненный путь во время вашего следующего приезда в Ярославль и определится.
Следующий приезд семинаристов пришелся на Страстную седмицу. Архиерей поручил их заботам эконома и казначея Ярославского архиерейского дома архимандрита Исайи и своего личного секретаря иеромонаха Никодима. Отец Авель был уже достаточно старый человек, приближавшийся к своему семидесятилетию. Но священником он стал недавно – в 1947 году. До этого свыше сорока лет он трудился на речном транспорте. Семинаристам он не был интересен: такой жизненный путь они для себя не желали – получить возможность служить Церкви только на старости лет. А вот иеромонах Никодим, их ровесник – всего на полгода старше Анатолия – о котором они знали только по слухам, интересовал их необычайно. Как так могло получиться, что юноша стал монахом, священником, а теперь и получил официальное положение в епархии?
Но отец Никодим, хотя и был с ними доброжелателен, к каким-то рассказам о себе не был расположен, а они не смели задавать прямых вопросов. Из-за того, что за последние два года иеромонах располнел, отрастил большую бороду, он казался намного старше своих лет, и семинаристы не могли воспринимать его как ровесника. Особую же границу между ними создавало то служение, которое он нёс в епархии. Их удивляло, как он мог найти нужные слова каждому из старых протоиереев в Феодоровском кафедральном соборе Ярославля, а то, что это люди со сложными характерами, было видно невооружённым взглядом.
«Интересно: получилось ли бы у меня так?» – думал Анатолий.
Архимандрит Исайя и иеромонах Никодим строго постились в дни Страстной седмицы. Семинаристов они кормили вместе с собой. Хотя молодые люди и привыкли к ограничениям, но в силу нервного напряжения, связанного с ожиданием судьбоносного момента в их жизни, скудное питание было недостаточным для их организмов, в силу чего эти дни поста казались им особенно тяжелыми. Архиепископ Димитрий встретился с ними только один раз.
– Молитесь, если есть воля Божия, то на Светлой седмице я вас рукоположу, – сказал он им.
Но в праздник Пасхи Христовой архиерею неожиданно стало плохо во время ночного богослужения. С трудом завершив службу, он слёг. Василий уехал в лавру, а Анатолий остался.
– Вера Ивановна, как владыка? – спросил он в понедельник выходившую из комнаты архиепископа Димитрия врача.
– Неважно, – сухо ответила та.
– А когда он встанет?
– Ну, вставать-то он и сейчас может, – улыбнулась врач. – А ты чего так переживаешь?
– Он обещал меня рукоположить на этой неделе…
– Не знаю, сможет ли он служить так быстро, – задумалась доктор. – Если так переживаешь, спроси меня в четверг.
Однако Анатолий подходил к ней и во вторник, и в среду. Её резкость ничуть его не пугала. И его радости не было предела, когда в четверг он вместо слов «я же сказала в четверг подойти, а сегодня какой день» услышал: «Да, завтра он сможет служить».
В пятницу Светлой седмицы Православная Церковь совершает празднование иконы Божией Матери «Живоносный Источник». Архиепископ Димитрий в этот день служил Литургию в Никольском приделе Феодоровского собора. Перед началом богослужения он совершил хиротессии Анатолия в чтеца и в иподиакона.
Во время посвящения в чтеца почему-то не оказалось маленькой фелони, которую надевают на посвящаемого.
– Несите священническую фелонь, – распорядился архиерей.
Затем он открыл книгу «Апостол» и протянул Анатолию:
– Читай.
– «Братие, Христос же пришед, Архиерей грядущих благ», – начал читать юноша.
– Апостол пророчествует, что ты будешь архиереем, – вполголоса сказал стоявший рядом отец Никодим, и Анатолий услышал его слова.
За этой литургией совершилась его диаконская хиротония. Он был рукоположен, не вступив в брак, ему был открыт путь к монашеству.
Архимандрит Исайя и иеромонах Никодим поздравили его с принятием священного сана, при этом отец Никодим начал пространно рассказывать, каким должен быть православный священнослужитель, как он должен проходить своё служение.
А архиепископ Димитрий сказал:
– Желание твоего сердца исполнилось сегодня, дорогой отец Анатолий. Где бы ты хотел служить?
– Здесь! – горячо воскликнул диакон.
– Это невозможно, – улыбнулся архиерей. – У нас обоих будут неприятности из-за того, что свершилось сегодня, и то, что я проболел пять дней, а ты мучился ожиданием лишь часть этого. Но свершилось то, что должно было свершиться, Господь призвал тебя на пастырское служение, причём так, чтобы ты свою юность, свойственные ей стремления влюбиться, создать семью, принёс как дар на алтарь Божий. Мы исполнили сейчас то, что должны были исполнить. А сейчас возвращайся в лавру, сдавай экзамены, тебе нужно окончить семинарию.
– А где же мне служить? – чуть не плача спросил молодой диакон.
– Я дам тебе рекомендательное письмо Новосибирскому митрополиту владыке Варфоломею. Ты ведь знаешь его по семинарии?
– Да.
– Ну, значит, знаешь и то, что это в высшей степени достойный архипастырь. Сегодня тебе оформим документы, завтра и послезавтра послужишь у нас, а в воскресенье после Литургии поедешь в лавру.
И архиепископ Димитрий улыбнулся растерянному диакону и благословил его.
Священник
… Диакон Анатолий задержался в Ярославле немного дольше, чем планировалось изначально – Вера Ивановна, показавшаяся такой строгой при первой встрече, дала ему справку, что он болел гриппом с 23 апреля по 1 мая, что позволило ему послужить в Феодоровском соборе Ярославля и пообщаться со ставшими дорогими ему сердцу архиепископом Димитрием и его помощниками ещё несколько дней.
– Пока не говори о том, что ты диакон: нужно сначала окончить семинарию, – сказал ему архиерей на прощание.
Юноше сложно было скрывать то, что переполняло его радостью, но, несмотря на молодость, он понимал, что не всегда всё нужно говорить сразу.
Он вернулся к учёбе, начал готовиться к выпуску. Написал прошение, что изъявляет искреннее желание встать на стезю пастырского служения, но пока не определился в какую епархию ему ехать. При мысли о переезде в Новосибирск появлялось какое-то тоскливое ощущение. «Так далеко буду от мамы», – грустно думал молодой священнослужитель.
Как-то он молился в Троицком соборе, чтобы Господь Сам указал ему, как поступить. А когда вышел из него, то буквально натолкнулся на какого-то грузного священника лет сорока, который вдруг без каких-либо вводных слов неожиданно резко спросил его:
– А ты когда семинарию оканчиваешь?
– В этом году, а что? – растерялся молодой человек.
– Решил куда поедешь служить?
– Пока нет. Хотелось бы в Ярославль, но там не получается…
– Ярославль! – презрительно передразнил его священник. – И город дурацкий, и архиерей там уже старый. А ты приезжай лучше в Иваново. У нас владыка ещё сильный.
– Иваново… А где это? – растерянно спросил отец Анатолий.
Священник посмотрел на него с таким презрением, как будто он не знал, где находится столица мира.
– В ста километрах всего от твоего разлюбезного Ярославля. Кстати, он до 1936 года в Ивановскую промышленную область входил, так что захолустный городишко, не то что Иваново. У нас одни фабрики чего стоят, не говоря про заводы! Вот тебе адрес Ивановского епархиального управления, приезжай.
И он буквально силой сунул в руку юноши листок бумаги.
– Так, а что я скажу, если приеду? – молодому диакону казалось, что всё это происходит не с ним – настолько неожиданно было появление этого непосредственного священника.
– Скажешь, что отец Николай Корякин тебя направил, – покровительственно ответил ему тот.
…Перед тем, как окончательно на что-то решиться отец Анатолий несколько дней напряженно думал. Затем опять пошёл в Троицкий собор. Здесь, у мощей преподобного Сергия, его чувства и мысли упорядочивались, и нужное решение всегда приходило само собой. Это не казалось каким-то чудом: всё происходило так, как будто так и должно было бы быть в любом случае.
Народ пел акафист преподобному. А юный диакон встал за колонну и обратился к Богу: «Господи! Куда же мне ехать? В Новосибирскую или в Ивановскую?»
Он закрыл глаза… При мысли о Новосибирске сердце тоскливо сжималось, подступало всё нараставшее чувство непонятной тревоги. Но стоило подумать про Иваново, как на душе наступало успокоение, сердце как будто радостно встрепенется, как в ожидании чего-то хорошего… «Ни там, ни там я не был, – думал юноша, – но буду послушен голосу своего сердца – видимо, велению Божию…»
Написал прошение, чтобы ему выдали необходимые документы из личного дела, и поехал в Иваново.
Город показался отцу Анатолию вовсе не таким прекрасным, как его расписывал отец Николай. Из всех советских городов он был, наверное, самым советским, и это как будто чувствовалось даже в атмосфере. Попов здесь не любили и не уважали. Но тонко чувствующего незаметные для многих вещи юношу, это почему-то совсем не смутило – ему казалось, что он прибыл туда, куда Сам Господь определил ему быть. «В конце концов, Иона же боялся ехать в Ниневию, когда Бог повелел ему предупредить её жителей, что если они не покаются, то все погибнут. И когда он попытался убежать от призвания, то Господь доставил его туда во чреве морского зверя. Так что от Бога и от своего призвания нигде не спрячешься. А меня же тем более никто не заставляет обличать их в грехах», – успокаивал он себя, вглядываясь в недоброжелательные лица ивановцев, когда шёл от железнодорожного вокзала в епархиальное управление.
Ивановское епархиальное управление в то время располагалось в добротном деревянном доме на улице Мельничной. В отличие от ярославского в здании был только один этаж.
Епископ Венедикт принял выпускника Московской духовной семинарии в тот же день. Анатолий всё ему рассказал о себе: и о детстве, и о том, как пришёл к вере, и о своем стремлении к монашеству, и о своей диаконской хиротонии.
Архиерей задумался. Да, то, на что решился архиепископ Димитрий, действительно давало Анатолию возможность вступить на стезю пастырского служения, оставшись безбрачным, и на порядок облегчало решение вопроса с его монашеским постригом. Но в то же время было много сложностей с Советом по делам Русской православной церкви и его уполномоченными по Московской, Ярославской и Ивановской областями, не говоря уже про патриархию… Епископ Венедикт посмотрел на юношу, и тот показался ему слишком хрупким, чтобы посвящать его в то, что предстоит решить.
– Я попробую это уладить, – только и сказал он.
Епископ Венедикт показался молодому диакону очень строгим по сравнению с архиепископом Димитрием. Но он сумел все уладить, хотя это и заняло больше полугода, и стоило ему много сил и нервов. Именно, то, что такое количество разных региональных уполномоченных оказалось в этом вопросе переплетено в один клубок, и помогло в итоге свести его «на нет». Вывели так, что ни один из них не ответственен за целибатное рукоположение: в Иваново он уже приехал целибатом, в Ярославле его не приняли на служение, а раз нет назначения, то нет регистрации, а, соответственно, нет и проблемы. А в Московской области провели разбирательство, в переписке по этому вопросу оказались задействованы и ректор семинарии, и патриархия. Но семинарию целибатный диакон уже окончил, из региона уехал, поэтому перепиской всё и ограничилось.
При этом решившийся принять в свою епархию молодого диакона, несмотря на все эти разбирательства архиерей не стал откладывать хиротонию Анатолия в сан священника и его назначение на приход. Уже 29 июня диакон Анатолий был рукоположен в иерея и назначен настоятелем Воскресенского храма села Толпыгино Приволжского района Ивановской области.
За несколько дней о хиротонии архиепископ Димитрий прислал епископу Венедикту письмо: «Ваше Преосвященство, Преосвященнейший и дорогой Владыко! Прежде всего приношу Вам глубокую свою благодарность, что призрели "единого от малых" – юношу благочестивого и для великого дела пастырства вполне подготовленного Анатолия (Щурова), который мною и рукоположен уже в пятницу Светлой Недели в г. Ярославле во диакона. Прошу Вас, дорогой Владыко, принять от моего недостоинства самые искренние пожелания спасения и всякого благополучия. Простите, что пишу плохо, наспех. Помолитесь за меня грешного! Сердечно Ваш недостойный Димитрий, архиепископ Ярославский и Ростовский».
В этом письме было интересно то, что фамилию Анатолия архиепископ написал в скобках – как это пишется о монашествующих. Это было не ошибкой, а скрытым знаком епископу Венедикту, что он ходатайствует о постриге в монашество этого юного диакона. Тот это понял, но сказал ставшему священником отцу Анатолию: «С постригом мы торопиться не будем. Пусть всё уляжется. Года через два-три, думаю, что и это состоится. А пока служи на приходе».
Отец Анатолий осознавал, на какой тяжелый путь он вступил, но сердце его радостно трепетало: всё, о чём он мечтал, осуществилось.