• +7 (495) 911-01-26
  • Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
Язык. Письменность. Культура

Язык. Письменность. Культура

«Силовой треугольник» взаимоотношений в контексте религиозных трансформаций

Наш журнал неоднократно обращался к теме дохристианской культуры Руси и того цивилизационного перехода (по мнению некоторых - перелома), который был связан с Крещением при князе Владимире. Наш новый автор С. В. КУРЕПИН из Ростова-на-Дону предлагает нестандартный подход к проблеме. Симпатизируя языческой древности, он не отрицает культурно-исторической ценности православия; признавая, что именно после принятия христианства на Руси распространилась книжная культура, он не считает, что наличие письменности является необходимым условием развития литературного языка... Научное творчество автора может стать ценным вкладом в развитие интеллектуального диалога православного христианства и неоязычества; данной теме посвящена одна из статей С.В. Курепина, опубликованная на сайте КиберЛенинка (cyberleninka.ru).

 

Как известно, церковнославянский («славянский», старославянский) - язык выполненных во второй половине IX века славянских переводов греческих церковных книг, в основе которого лежит один из говоров древнеболгарского (древнемакедонского) языка, - получил распространение в разных славянских землях как язык Церкви и Книги. Этот язык взаимодействовал с живой речью того славянского народа, который пользовался церковными книгами, в результате чего создавался местный вариант-«извод» церковнославянского языка. В русской науке давно установилось мнение, что и на русской почве книжный, литературный язык возник в процессе усвоения славянской письменности, созданной прежде всего для миссионерских целей.

Однако ещё в 1934 году академик С. П. Обнорский выступил против этого мнения. На основании анализа языка «Русской правды», древнейшего памятника русского права (XI-XII века), анализа, вскрывшего, как утверждает автор, «полное отсутствие следов взаимодействия с болгарской, ... болгарско-византийской культурой», С.П. Обнорский пришёл к выводу, что «русский литературный язык старшей эпохи был в собственном смысле русским во всём своём остове. Этот русский литературный язык старшей формации был чужд каких бы то ни было воздействий со стороны болгарско-византийской культуры.

На этот русский литературный язык... позднее оказала сильное воздействие южная болгарско-византийская культура. Оболгарение русского литературного языка следует представлять как длительный процесс, шедший с веками crescendo» [Обнорский 1960: 142-144]. Таким образом, положению об «обрусении» первоначально болга ризированного литературного языка противопоставлена точка зрения об «оболгарении» исконно русского литературного языка.

В ходе дискуссий 1930-х годов академик С.П. Обнорский полностью сохранил свой тезис «о русской основе нашего литературного языка, а соответственно о позднейшем столкновении с ним церковнославянского языка и вторичности процесса проникновения в него старославянских элементов» [Обнорский 1946 б: 6-7]. Но в таком случае, очевидно, неизбежно надо принять предположение, что памятники так называемой «старшей поры», XI-XII веков, не являются, собственно говоря, «первичными». Это предположение и высказано С. П. Обнорским, заметившим, что «показания старейших наших литературных памятников (то есть памятников XI-XII веков) - обязывают к утверждению русской первичной базы нашего литературного языка и притом зародившегося не в X веке, а слагавшегося на протяжении предшествовавших столетий» [Обнорский 1946 б: 279].

Что касается существования письменного литературного языка в период до распространения на Руси церковнославянского языка, то этот вопрос иногда подменяется вопросом о существовании на Руси издавна (академик С. П. Обнорский считает даже, что уже в VI-VII веках) каких-то форм письма. Однако наличие несовершенных форм письменности, по мнению профессора В. Д. Левина, не означает, что сложились уже нормы литературного языка. «Употребление каких-то букв для записи имени умершего на могиле, написания имени мастера или владельца на различных изделиях или наименования содержимого на сосуде с товаром - всё это само по себе не может свидетельствовать о наличии литературного языка. Без письменной литературы - в самом широком смысле слова - нет литературного языка» [Левин 1964: 14-15].

Сторонники теории С. П. Обнорского приводят в качестве одного из главных доказательств существования самобытного литературного языка ещё до знакомства со славянскими церковными книгами высокий уровень культуры Киевской Руси, в частности наличие в XI-XII веках таких образцовых литературных произведений, как «Слово» Иллариона, сочинения Мономаха или «Слово о полку Игореве». Со всем этим, по мнению С. П. Обнорского, «не могла не быть связана и достаточно сложившаяся культура русского слова уже в раннюю пору» и вполне упрочившаяся «своя традиция художественного творчества» [Обнорский 1946 а: 7]. В то же время академик Д. С. Лихачёв в одной из ранних работ отмечал: «...исследователи не находят следов литературы и, следовательно, письменно-литературного языка для периода (V-VI веков)» [Лихачев 1952: 131-133, 159].

Однако отсутствие развитой письменности не означает отсутствие литературных норм и литературной традиции, передаваемых изустно! Ещё «советские исследователи справедливо обращали внимание на различные устные формы литературной обработки языка, издревле бытовавшие на Руси. Это, в первую очередь, традиции устного народного творчества, «устного народного поэтического языка, существовавшего задолго до возникновения письменности в творениях народных певцов» [Якубинский 1948 а: 69]. «В момент перенесения на русскую почву византийско-славянской книжной культуры, давшей зарождавшейся русской литературе образцы литературных жанров и основательно разработанную систему поэтического языка, устная поэзия владела уже богатым запасом разнообразных эпических и лирических форм, отстоявшимися художественно-изобразительными приёмами, «звучным и выразительным», по определению А. С. Пушкина, языком» [Адрианова-Перетц 1947: 11].

«Эти устно-поэтические традиции сыграли свою роль в формировании книжно-письменной культуры. Без их учёта невозможно понять глубокого своеобразия языка и стиля многих памятников древнерусской литературы - прежде всего «Слова о полку Игореве», не укладывающихся в рамки тех литературных норм, которые связаны с болгаро-византийским влиянием. Д. С. Лихачёв указывает и на другие устные источники древнерусской литературы и литературного языка, в частности на высокую культуру ораторской речи, отразившуюся в княжеских речах к воинам, в выступлениях на вече, на суде, в посольских речах и т. д. [Лихачёв 1952: 91-110], а также на устные традиции передачи норм права (так называемое «обычное право»). Так богатая правовая терминология, специфическая фразеология, некоторые устойчивые формулы и синтаксические конструкции, отражённые в письменных деловых памятниках XI-XII веков, несомненно, были выработаны отчасти уже в дописьменный период» [Левин 1964: 16].

Таким образом, именитые учёные прошлого столетия - Д. С. Лихачёв, С. П. Обнорский, В.Д. Левин, Л.П. Якубинский, В.П. Адрианова-Перетц - доказали существование высокой культуры речи у древних восточных славян ещё до появления письменности.

Рассмотрим вкратце литературный язык древнейшего (киевского) периода. Прежде всего следует разграничить произведения чисто делового характера - договоры, грамоты, знаменитый законодательный свод «Русская правда» - и произведения литературы, понимаемой, од¬нако, в самом широком смысле этого слова. В деловых памятниках, в отличие от произведений литературы, отсутствует стремление к «художественности», к украшению слога, к эмоциональному воздействию на читателя. Язык их основан на живой речи восточных славян, византийско-славянское влияние здесь незначительно. Однако и деловому языку Киевского государства нельзя отказать в некоторых элементах литературной обработки; в нём вырабатывались определённые, ставшие со временем традиционными нормы и особенности.

Произведения древнерусской литературы в свою очередь не представляют единства в отношении языка. Принципиально различается язык произведений церковно-религиозной литературы и произведений светских, не связанных непосредственно с потребностями Церкви. В первом случае используемый в церковной письменности язык составляет основу языка произведения. Таковы проповеди, жития, а также и большинство самостоятельных переводов с греческого языка. В литературе светского характера, наиболее широко представленной повествовательно-историческими жанрами, русская и церковнославянская стихии находятся между собой в более сложных отношениях. Летописи, «Слово о полку Игореве», «Поучение» Владимира Мономаха - типичные образцы этой группы литературных произведений.

«Следует помнить, что старославянский и древнерусский языки были чрезвычайно близки друг другу. Грамматическая структура, подавляющее большинство грамматических форм и основные слои лексики совпадали в этих языках, будучи унаследованы различными славянскими языками из общеславянского праязыка. Естественно, что эти совпадающие в русском и старославянском языках элементы представлены и в древнерусском литературном языке» [Левин 1964: 21]. Именно в условиях близости двух языков и могло так легко осуществиться использование письменности, возникшей на старославянской основе. Особенно это касалось лёгкости проникновения христианской религии в культурный сегмент русской нации - через богослужебные книги, службы и проповеди.

Близость двух языков говорит об их братских славянских корнях. То, что письменность появилась сначала в Болгарии, а потом посредством древнеболгарского языка на Руси, ни в коем случае не давало какого-то особенного превосходства одного языка над другим, письменной культуры над неписьменной, Византии над славянским миром и христианства над язычеством. Это мнимое превосходство, этакая культурная снисходительность к неграмотным «варварам», была навязана искусственно, ибо язык и культура древней Киевской Руси были достаточно развитыми, как уже отмечалось выше, хотя и значительно отличались от византийской культуры. Морально-этический аспект внутриродовых отношений также был на высоком уровне, несмотря на то, что Русь была языческой (а может быть, именно вследствие этого).

Культура русского народа и способ передачи знаний до возникновения письменности были вербально-коммуникативными. Все исторические сказания, былины, мифы, легенды, реальная история народа передавались из уст в уста, из поколения в поколение. По нашему мнению, русским той далёкой эпохи не нужна была письменность! Они были самодостаточной нацией в образовательном аспекте. Идеи, знания, учения передавались друг другу изустно, от учителей к ученикам. Учителями были волхвы и барды-«баяны».

С приходом письменности общий культурный уровень населения не повысился, но в стране появилось новое, владеющее грамотой сословие, которое с течением времени обособилось, как некая каста, внутри российского народа (а в XIX веке получило общеупотребительное название «интеллигенция»). Люди, относящиеся к этой категории, на протяжении веков третировали людей из второй категории с большим презрением, называя «подлыми», «смердами», неучами, невеждами и т. п. Письменность расколола общество на две части - на грамотную, находящуюся в духовной и интеллектуальной орбите Церкви, и на неграмотную, которую составляло более 90 процентов населения. Иерархи Церкви не захотели отдать письменность в философско-практический, методологический аппарат волхвов. Чувствуя в них конкурентов в области образования народа, монахи и священники попустительствовали повсеместному силовому уничтожению волхвов.

Поэтому, на наш взгляд, письменность в течение долгого времени не входила в жизнь русского народа. Волхвы почти все были уничтожены, а новые учителя - монахи и православные священники - не знали, где и как она может найти своё употребление в повседневной жизни простого деревенского жителя, занятого с утра до вечера трудами на земле. С распространением и строительством храмов по всей Руси и распространением богослужений, появлением проповедей религиозно-философская христианская мудрость также стала передаваться из уст в уста. Письменными же религиозными источниками могли пользоваться лишь немногие. При этом основное население продолжало оставаться неграмотным на протяжении почти что тысячелетней истории, до 1920-1930-х годов.

Волхвы играли значительную роль в докняжеской, дописьменной Руси. Так о них отзывается В. О. Ключевский: «...были отдельные волхвы, кудесники, к которым обращались за гаданиями и которые имели большое влияние на народ» [Ключевский 2010: 18]. В словаре В. И. Даля в статье о волхве находим: «Волхв, волх м. стар. - мудрец, звездочёт; чародей, колдун, знахарь, ворожея, чернокнижник, волшебник» [Даль 2017: 168]. Интересно, что в Новом Завете у этого слова имеется положительная коннотация: «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы (мудрецы) с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему» [Мф 2:1-2]. Христианские миссионеры на Руси как учителя заменили собой волхвов, но при этом научили тому, что знали, только малый процент населения, преимущественно тех, кто жил в городах.

После всего вышеизложенного возникает вопрос, какой способ передачи информации лучше: изустный или через письменные источники? Нам кажется, что и тот и другой способы имеют свои достоинства. Изустная форма передачи знаний больше подходит к коммуникации в рамках одного коллектива, этноса, объединённого территориальными, историческими, этническими, языковыми, культурными особенностями. Письменные средства передачи информации имеют преимущества, когда большое количество сведений нужно передать из одной области в другую. Или есть необходимость сохранности конкретной информации в большом временном отрезке.

Итак, русский народ, по нашему мнению, в основной своей массе не был готов к принятию письменности и христианской религии. Её продвижение происходило методами культурно-идеологического насаждения, экспансии. Уничижение дохристианской религии славян сопровождалось созданием и пропагандой образа древних русичей-язычников как диких варваров. Делался акцент на том, что только с приходом христианства и письменности началась подлинная история русского народа, история его культуры. В настоящее время данные постулаты должны быть пересмотрены.

Русский язык принадлежал развитому в культурном отношении социуму, потому что язык и культура, как ветви одного дерева, неотделимы друг от друга. Доказательством тому может служить хотя бы «Слово о полку Игореве», написанное древнерусским бардом. «Исследователи отмечают богатство лексики «Слова», связанной с природой, животным миром, воинским бытом; один из исследователей XIX века. отметил «разнообразие в выражении птичьих и звериных голосов» у автора «Слова»: «У него вороны грают, орлы клекчут, соловьи щекочут, сороки стрекочут, лисицы брешут и т. д.» [Дубенский 1844: 51]. Источник этого богатства в живом народном языке, в бытовой речи воинской дружины - в русской действительности. Из живой речи пришли и отдельные тюркизмы «Слова».

С речью воинской среды, феодальным бытом связана во многом фразеология «Слова». Её образность, по замечанию Д.С. Лихачёва, не книжного и вообще, очевидно, не специально поэтического происхождения, она коренится в обиходной речи, в воинской символике. Можно ещё указать на явления из области семантики слов, например, «буй» («буй-тур Всеволод») в значении «храбрый, отважный», а не в значении «грешный, глупый», как это свойственно церковной литературе. На этом фоне старославянские элементы «Слова» не выступают как нечто чужеродное; они органически вплетаются в повествование, обогащая его выразительную силу, представляя собой языковой пласт, вполне освоенный русским литературным языком, вполне ему принадлежащий» [Левин 1964: 52]. «Слово о полку Игореве» можно назвать выдающимся произведением древнерусского периода, периода, когда были ещё сильны языческие традиции в нашей стране.

Делая вывод о последствиях появления письменности на Руси для национального языка и культуры, нельзя, разумеется, сказать, что они были только негативными. Церковнославянский язык во многом обогатил наш древнерусский язык. Особенно это касается философского, понятийного и терминологического аппарата. Этот язык также привнёс с собой образцы литературных жанров и основательно разработанную систему поэтики. Но самое главное, он стал языком Православной Церкви. Как хорошо, слушая богослужение, понимать, о чём молятся священники и поёт хор. Только коренная, братская близость старославянского (церковнославянского) и древнерусского языков позволяет нам, современным русским людям, не чувствовать себя чужими, находясь в храме на службе. Иная картина наблюдалась в католической религии, где латынь как язык церкви являлась для многих народов (например, германцев) языком абсолютно чуждым.

Подводя итог, хочется сказать ещё несколько слов о русском языке и русской культуре.

Наряду с орфографическими реформами русский язык пережил за прошедшие тысячу лет целый ряд «лексических вторжений» со стороны греков, французов, немцев и в наши дни - англо-американцев. В результате мы восприняли громадный пласт заимствований... Последнее языковое вторжение - в конце XX века - связано с падением «железного занавеса». Оно привело к тому, что вместе с восприятием идеологии англо-американской цивилизации как образца россияне восприняли и англо-американские лексические заимствования, которые стали превалировать над своими русскими синонимами в речи русских людей. В то же время родные русский язык как таковой и сама национальная культура потеряли свою значимость и привлекательность для их носителей. Изучение английского языка в школе и в обществе стало более важным, чем изучение русского языка. В дальнейшем крайне негативное влияние на язык и культуру оказала популяризация Интернета и цифровых технологий как самоценных категорий. Всё это негативно сказалось на духовно-культурном здоровье нации.

Вопрос - что делать сейчас?

На наш взгляд, главным образом нужно восстановить русскую культурную доминанту в обществе. Нужно актуализировать и популяризировать русскую культуру во всём её многообразии, преподнося россиянам в популярной форме три основных её сегмента: культуру дохристианской Руси, культуру христианской православной России и культуру советского общества. При этом актуализация русской религии не может быть ничем иным, как духовно-культурным возрождением Русской Христианской Православной Церкви с её богатым культурным колоритом, охватывающим богослужение, архитектурно-художественный, музыкально-вокальный, богословско-канонический аспекты и церковнославянское языковое наполнение. Необходима также популяризация нового образа жизни, связанного с трудами на своей земле (садоводство, огородничество, землепашество, скотоводство, рыбное хозяйство, лесничество). И, конечно, внимание всех граждан России должно быть направлено на экологию.

Проект по восстановлению доминанты русской культуры должен базироваться на хорошем, стильном, современном русском литературном языке (не касаясь, однако, церковнославянского языка Церкви). Для этого необходимо привлекать к данной работе известных, интересных, образованных и культурных писателей, поэтов, режиссёров-кинематографистов, театральных деятелей, художников, фольклористов, музыкантов, церковнослужителей и даже - высококвалифицированных пиарщиков, имиджмейкеров, блогеров, которые смогли бы донести послание нашей древней и современной гуманитарной цивилизации до каждого русского человека. И при этом не совершить ошибки, не опошлить всё то высокое, что есть в российском культурном пространстве.

Сергей КУРЕПИН, кандидат филологических наук

Источник: «НиР» № 2, 2022

 

Литература

  1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета в русском переводе с параллельными местами и приложениями. Российское библейское общество. Москва, 2017.
  2. В. И. Даль. Толковый словарь русского языка: иллюстрированное издание/В. И. Даль. - Москва: Издательство «Э», 2017 (Российская императорская библиотека).
  3. В. Д. Левин. Краткий очерк истории русского литературного языка. Издание 2-е, изд-во «Просвещение». М., 1964.
  4. В. О. Ключевский. Русская история/В. О. Ключевский. - М.: Эксмо, 2010 (Российская императорская библиотека).
  5. В. П. Адрианова-Перетц. Очерки поэтического стиля древней Руси. М.-Л., 1947.
  6. Д. Дубенский. Слово о полку Игореве. М., 1844; цит. по книге: В. Д. Левин. Краткий очерк истории русского литературного языка. М., «Просвещение», 1964.
  7. Д. С. Лихачев. Возникновение русской литературы. М.-Л., 1952.
  8. Д. С. Лихачев. Из наблюдения над лексикой «Слова о полку Игореве», известия АН СССР. Отделение литературы и языка», 1949.
  9. С. А. Кузнецов. Большой толковый словарь русского языка. Санкт-Петербург: изд-во «Норинт», 2003.
  10. С. П. Обнорский. Культура русского языка. Избранные работы. М., 1946 (а).
  11. С. П. Обнорский. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. М., 1946 (б).
  12. С. П. Обнорский. «Русская правда» как памятник русского литературного языка. В кн.: С.П. Обнорский. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1960.
  13. Л. П. Якубинский. История древнерусского языка. М., 1948.
  14. Л. П. Якубинский. О языке «Слова о полку Игореве». Доклады и сообщения Института русского языка, вып. 2, 1948

© 2024 Наука и религия | Создание сайта – UPix