• +7 (495) 911-01-26
  • Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
«Да благо тебе будет…»

«Да благо тебе будет…»

«Я буду слишком разочарована, если ошибусь в звучании твоей Души». Эту надпись, обращённую к сыну, сделала на фото в 1928 году Елизавета Николаевна Мравинская. 

Она не ошиблась. Евгений Александрович Мравинский (1903–1988), её сын, стал одним из величайших музыкантов ХХ столетия.

«Искусство должно потрясать», – утверждал дирижёр, для которого более чем на полвека своего рода сакральным местом, пространством творческого поиска и триумфа стало здание Ленинградской (ныне Санкт-Петербургской) филармонии. Впервые Мравинский продирижировал филармоническим оркестром в декабре 1932 года. В последний раз вышел на сцену Большого зала в качестве главного дирижёра Заслуженного коллектива республики (ЗКР) оркестра Ленинградской государственной филармонии в марте 1987‑го. Бронзовая мемориальная доска, установленная на фасаде здания со стороны Михайловской улицы, свидетельствует: «Евгений Мравинский творил здесь LVI лет».

Вполне оправданным и закономерным представляется то, что именно в стенах Филармонии спустя 36 лет после ухода великого дирижёра оказалась семейная реликвия семьи Мравинских – книга Нового Завета, которую Елизавета Николаевна Мравинская подарила сыну в 1931 году.

Все подробности – в нашей беседе с заместителем директора Филармонии по просветительской деятельности и внешним коммуникациям, доктором исторических наук Юлией КАНТОР и заведующим Музыкальной библиотекой Филармонии, кандидатом искусствоведения Павлом ДМИТРИЕВЫМ.

– Евангелие, подаренное Е.А. Мравинскому его матерью, было представлено Филармонией как дар года. Кому мы должны выразить благодарность за это поистине бесценное подношение?

Юлия Кантор: Начну немного издалека. Дар поступил в Музыкальную библиотеку Филармонии. Эта библиотека обладает не только нотным фондом, но и уникальной музыковедческой, историко-культурологической коллекцией, причём самых разных «жанров» – от рукописных документов до фотографий и артефактов. Любопытно, что это собрание не только старше самой библиотеки, но и Петербурга. Здесь есть книги и гравюры XVII века, то есть относящиеся к тому времени, когда ещё Петербурга не было. В библиотеку после 1917 года поступали книжные собрания и печатные материалы из национализированных коллекций, но её формирование началось задолго до того – что-то было подарено членами Императорской Фамилии Придворному оркестру, что-то было завезено из Европы при Петре Великом, а потом попадало в библиотеку Придворного оркестра. Ведь Филармония создавалась на базе именно этого музыкального коллектива, который в марте 1917 года объявил себя Государственным симфоническим оркестром, а в 1921 году обрёл нынешнее здание – здание бывшего Дворянского собрания.

Историко-просветительские проекты, которые начали осуществлять в последнее время в Филармонии, напрямую связаны с сокровищами этой библиотеки. Причём используются для этого не только ноты и книги, но и удивительные артефакты и экспонаты, например, уникальный, созданный в единственном экземпляре «золотой рояль»– Steinway из коллекции императора Александра III, подаренный самодержцем созданному им Придворному музыкантскому хору. Кстати, в прошлом году на выставке «Застывшая музыка», посвящённой 185‑летию здания Большого зала, у нас прошли концерты, на которых рояль, молчавший сто с лишним лет, публично зазвучал. Эту выставку посетила известный петербургский искусствовед (она – человек очень скромный, потому, по её просьбе, я не называю её имени) и увидела представленные на ней изумительные с исторической и художественной точки зрения экспонаты. Следствием этих впечатлений и стал преподнесённый ею Музыкальной библиотеке дар, хранившийся в её доме, – Евангелие Елизаветы Николаевны Мравинской.

Конечно, это во всех смыслах потрясающая реликвия, которая очень многое говорит и о мировоззрении Евгения Александровича Мравинского, и о том семейном воспитании, которое он получил, и о том, как люди хранили веру, сберегали реликвии в богоборческое время.

– Уточните, пожалуйста, год издания Нового Завета.

Павел Дмитриев: 1885‑й. Третье издание. В книге представлен только русский текст Евангелия. В моём личном экземпляре Нового Завета 1899 года издания параллельно опубликован церковно-славянский текст, поэтому моя книга по объёму толще. Экземпляр, принадлежавший Мравинским, это, говоря современным языком, массовое, популярное издание.

Но есть существенное отличие – оформление книги. Во‑первых, она имеет муаровый форзац и золочение обреза. Это было сделано не только для красоты, но и для того, чтобы лучше книгу сберечь. Во‑вторых, и это самое главное, – переплёт. Он выполнен из редкого материала – слоновой кости. Понятно, что это не издательский переплёт. Такие вещи делались по заказу.

– Можно предположить, где именно Елизавета Николаевна заказала этот переплёт?

П.Д.: Предположить можно, но точно я не могу сказать. Ясно, что это неординарная работа. Обратите внимание: цельный переплёт из слоновой кости не мог бы сгибаться. В данном случае всё предусмотрено: между обложкой и корешком сделаны тканевые вставки, поэтому книга спокойно открывается. Благодаря переплёту книга хорошо сохранилась, и вид у неё, как мы говорим сегодня, репрезентативный.

Ю.К.: Не только оформление отличает Евангелие Мравинского. Самое главное – на авантитуле и последних страницах книги содержатся записи на русском и французском языках, сделанные рукой Елизаветы Николаевны. В ноябре 1917 года она написала на форзаце Евангелия: «Будем заботиться больше о своих обязанностях, чем о своей безопасности. Обязанность – наше дело. События – Божье». Книга была подарена Елизаветой Николаевной сыну в 1931 году, о чём свидетельствует уже дарственная надпись карандашом: «Да будет благословенно имя твоё, Женя. Да благо тебе будет. Мама. 1931».

П.Д.: Часть записей сделана на французском языке. «Верить – это значит быть всегда сильным и спокойным. Верить – это счастье даже во время мучения». Достаточно общие замечания, но всё-таки очевидно, что связаны они с содержанием самого Нового Завета, с рефлексией на него.

– Вы уверены, что эти записи сделаны рукой именно Елизаветы Николаевны Мравинской?

Ю.К.: По нашему запросу была проведена экспертиза специалистами Санкт-Петербургского Государственного музея театрального и музыкального искусства, где хранятся оригиналы дневников матери Мравинского. Она их вела на протяжении очень многих лет. Специалисты сличали почерк, попутно выявив характерные обороты речи и так далее. Экспертиза полностью подтвердила, что записи на нашем экземпляре Евангелия сделаны рукой Елизаветы Николаевны.

– Наверно, она была счастливым человеком – угадала предназначение сына, сделала всё, чтобы он это предназначение смог выполнить, была свидетельницей его побед. Дворянка по происхождению, она родилась в эпоху Александра II, а ушла из жизни в 1958-м. Она жила успехами сына?

Ю.К.: По информации Н. Айдарова, выпускника Санкт-Петербургской консерватории, кандидата искусствоведения, научного консультанта выставки «Планета Мравинский», которая проходила в уже упомянутом мною Музее театрального и музыкального искусства, в годы отрочества сына Елизавета Николаевна преподавала французский язык в гимназии, где он учился (сегодня это Вторая Санкт-Петербургская гимназия). В 20‑е годы работала в Кировском театре в костюмерной. Когда Мравинский уже стал известным дирижёром, жила в его доме. Блокаду пережила в эвакуации, в Новосибирске, где находился с оркестром и Евгений Александрович. Он относился к ней с благоговением, хотя отношения не всегда были простыми, и завещал похоронить себя рядом с ней.

П.Д.: Дневники Евгения Александровича опубликованы 2003 году, они очень фрагментарные. И вёл он их непоследовательно. Многих интересных вещей, которые надеешься в них найти, у Мравинского не зафиксировано. Известно, что он был довольно закрытым человеком и в душу мало кого пускал.

– И всё-таки по этим дневниковым записям, порой очень скупым и лаконичным, можно понять, насколько жива была в этом человеке вера. Всегда. На протяжении всей жизни.

Запись 23 июля 1932 года. «Молитва. Звёздочка. Проверил себя: могу ли (готов ли) сейчас умереть? Через проникновение (грядущее исчезновение) всего окружающего смог ответить утвердительно».

Запись 1 сентября 1952 года. «Вот уходит день земли, безмятежно и тихо, туда, “иде же нет болезни, печалей и воздыханий, но жизнь бесконечная”…»

Запись 2 августа 1964 года. «Воскресенье. Ильин день… 10.30 – к церкви. Переполнена платочками, старушками убогими… Но теплятся свечи, распахнуты Царские врата, и паства – “малые сии” – теснятся вокруг… Последние к Последнему…»

Запись 6 июля 1975 года. «10.15 – в церковь. … Нетвёрдая походка батюшки, но строгость и, вопреки немощи, торжественность его ослабевающего голоса и служения: предстоит Богу по-прежнему… (“Верую…”)».

И одна из последних записей, от 17 июля 1987 года: «…вчера в храме озарило новое; не “избави от смерти” и не “повремени с концом моим”. Но: Господи! Приими меня в Лоно Твое!»

Ю.К.: В 2003 году вышел фильм, снятый при участии А.И. Вавилиной, последней жены Мравинского. Он назывался «Аристократ духа». На самом деле Евгений Александрович Мравинский был не только аристократом духа, но и аристократом по происхождению. Его отец – юрист, был тайным советником, мать – из дворянского рода. Это крайне редкая история для советской эпохи, когда человек с таким происхождением, естественно, никогда не бравировавший этим, но не скрывавший своей религиозности даже в разгар сталинизма, не будучи членом партии, смог пройти всё советское время, не пострадав. Могу предположить, что в определённом смысле охранной грамотой для Мравинского стало родство с А.Ф. Коллонтай, первой женщиной-министром в истории, известнейшим дипломатом: она приходилась ему тёткой. Среди фотографий, которые у нас хранятся в фонде Мравинского, есть и её большой портрет.

П.Д.: В связи с вопросом о религиозности Мравинского нужно заметить, что само по себе наличие Ветхого и Нового Завета в семье ещё не свидетельствует о вере. Оно может указывать на, допустим, интерес к культуре, истории и так далее. Но мы получили некоторые материалы Мравинского. И среди прочего «Молитвослов», причём изданный в советские времена, в период патриаршества Пимена (патриарх Московский и Всея Руси с 1971 по 1990 год) на русском языке с транскрипцией. Это хотя и косвенное, но убедительное свидетельство погружённости Мравинского в духовную сферу. Кроме того, остались свидетельства, что он в юные годы посещал Николо-Богоявленский морской собор, позже – собор в Нарве, где он еженедельно и причащался, и исповедовался. То есть он абсолютно не скрывал своих религиозных убеждений, что тоже требовало от человека смелости. Наконец, сохранились воспоминания друзей Мравинского. Художник и скульптор Гавриил Гликман, который написал портрет Мравинского и его жены, оставил такое свидетельство: «Часто говорили на религиозные темы. Мравинский неплохо знал Ветхий и Новый Завет. Зачастую он ставил меня в тупик своими вопросами и размышлениями о религии. Видно, об этом он думал постоянно».

– А.М. Вавилина-Мравинская в одном из интервью сказала, что «при крещении дед – Константин Иосифович – надел Женечке золотой крестик с выгравированными словами “Спаси и сохрани”». Этот крестик Мравинский и хранил до конца своего земного пути. Но мне кажется, что даже если бы не было этих свидетельств, само отношение Мравинского к своей профессии, к музыке говорит о его религиозных чувствах…

Ю.К.: Знаете, любой Художник с большой буквы – и атеист, и верующий, и агностик – относится к своему призванию (не хочу употреблять слово «дело») как к служению чему-то. Это не обязательно может быть артикулировано словом «Бог», но это что-то высшее, поднимающее над реальностью, над обыденностью. Служение – это больше, чем просто работа. Поэтому понятно, что для человека такого таланта, как Мравинский, было естественным относиться к тому, что он делал, как к Служению. А к своему дару – как к ответственности, данной свыше.

– На этом можно было бы завершить разговор, но программа Филармонии, точнее, один из её музыкальных проектов, не позволяет этого сделать. Он называется «Духовная и светская музыка композиторов – лауреатов Сталинской премии». Думаю, само название имеет прямое отношение к теме нашей беседы о религиозности Мравинского…

Ю.К.: …и это название, конечно, вызывает удивление и наводит на размышления. С другой стороны, наш новый цикл, состоящий из двух концертов, свидетельствует о том, что вера и в сталинскую эпоху продолжала жить в душах людей, продолжала присутствовать в творчестве композиторов. И каких! А.В. Александров, автор музыки гимна СССР, пишет духовные произведения «Помилуй мя, Боже», «Хвалите имя Господне», «Отче наш». Народный артист СССР Н.С. Голованов – художественный руководитель и главный дирижёр Большого симфонического оркестра Всесоюзного радиокомитета – песнопения «Ныне силы небесныя», «Господи, спаси и Святый Боже», «Достойно есть», «Тебе поём». Кстати, оба музыканта имели регентское образование и опыт работы с церковным хором.

Дуализм – самое мягкое слово, которое может характеризовать состояние, царившее тогда в головах и, главное, в душах многих художников. Композиторы, получавшие высшую награду страны – Сталинскую премию, должны были выступать, голосовать, находиться в русле «генеральной линии»… Что происходило в душах этих людей, которые в стол писали духовную музыку, а не в стол – совсем иную, причём не менее талантливую? В какой музыке они были более искренними? Всё это темы, которые требуют исследований и историков, и искусствоведов. Ждёт научных изысканий и Евангелие Мравинского: как даты, которые стоят под записями Елизаветы Николаевны, соотносятся с событиями, происходившими в жизни семьи Мравинских? Это один из вопросов, на который предстоит ответить исследователям.

– Благодарю за беседу. Успехов!

Источник: НИР №7, 2025

Беседовала Ольга СЁМИНА


© 2025 Наука и религия | Создание сайта – UPix