Хроники Духовного Авангарда*
Ранее мы показали, что эсхатологическое ожидание 30–40‐х годов было порождено пророчествами о начале нового великого индиктиона в православной пасхалии.
Черты будущего государственного устройства страны во многом предугадал священник Павел Флоренский. А как христианская интеллигенция воспринимала действующего лидера СССР, Иосифа Сталина? Без ответа на этот вопрос невозможно понять процесс духовной мобилиза‐ ции, развернувшийся в период Великой Отечественной войны.
_______
Описывая правителя будущей России, философ П. А. Флоренский наделяет его следующими качествами. Это «лицо» должно умело подбирать «советчиков» (невольный каламбур, учитывая название Страны Советов), но всегда поступать «по собственному решению и нести на себе образ государственной ответственности» за него. Правителю не обязательно быть святым или интеллектуалом, но требуется обладать «интуицией будущей культуры» и, главное, «гениальной волей», стремящейся к цели, «ещё не обозначившейся в истории», прозрением «в то, чего ещё нет». Без тени смущения Флоренский называет такого правителя «самодержцем», призывая распрощаться с демократическими формальностями ради всеобщей цели – перехода цивилизации на качественно иной уровень.
Нельзя уйти от ассоциаций с партийным вождём, который в год написания трактата о грядущем государстве (1933) находился в шаге от автократии, то есть с И. В. Сталиным. В романе «Пирамида» (начатом через пять лет) Леонид Леонов излагает практически те же мысли, правда, с изрядной долей скепсиса. Сталин фигурирует там то как «Хозяин», то под собственным именем.
За историческими параллелями имиджа Сталина следил Пастернак, отметивший в начале 1941 года переход от стадии Петра I к стадии Ивана Грозного. В своих письмах Борис Леонидович называет Сталина «благодетелем», используя греческое слово «эвергет», входившее в титул нескольких Птолемеев, царей эллинистического Египта (III–II века до н. э.).
Полностью негативна оценка Сталина у поэта-мистика Даниила Андреева (1906–1959) в «Розе Мира». Если Флоренский писал, что «самодержцу» не обязательно понимать до конца то, на что направлена его воля, то Андреев запросто отказывает вождю в любом таланте, кроме способности удерживать единоличную власть: «Сталин был дурным хозяином, дурным дипломатом, дурным руководителем партии, дурным государственным деятелем». При этом, будучи подлинным визионером, Даниил Леонидович улавливает яркие черты, которые можно истолковать совсем по-другому, если подходить к вождю непредвзято.
Так, Андреев указывает на его логоцентричность. Не углубляясь в дискуссию, инициированную статьёй И.В.Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» (1950), достаточно вспомнить, что она посвящена проблематике, не утратившей актуальности. Написанная предельно доходчиво, эта работа предвосхищает ряд положений школы постструктурализма в лице Ж. Дерриды. На примере языка Сталин исподволь разоблачает абсурд теории марксизма о «базисе» и «надстройке», поскольку язык нельзя отнести ни к тому, ни к другому.
Отрицая «классовый характер» языка, Сталин делает вывод: «Язык <...> нельзя рассматривать как продукт одной какой-либо эпохи. Структура языка, его грамматический строй и основной словарный
фонд есть продукты ряда эпох. Надо полагать, что элементы современного языка были заложены ещё в глубокой древности, до эпохи рабства. Это был язык несложный, с очень скудным словарным фондом, но со своим грамматическим строем». «До эпохи рабства» – тезис архиважный. В богословии он был бы равнозначен понятию о языке Адама до грехопадения. Сталин возводит язык к изначальной (примордиальной) речи, состоявшей из компактных понятий, которые философы позднее отнесут к категориям мышления.
Вопреки Д. Л. Андрееву, Сталин не считал, будто мышление невозможно «вне слов». Мышление, по Сталину, невозможно без «грамматики», под которой понимаются законы сознания, иными словами, космические законы: «Грамматика есть результат длительной абстрагирующей работы человеческого мышления. <...> В этом отношении грамматика напоминает геометрию, которая даёт свои законы, абстрагируясь от конкретных предметов, рассматривая предметы как тела, лишённые конкретности, и определяя отношения между ними не как конкретные отношения таких-то конкретных предметов, а как отношения тел вообще, лишённые всякой конкретности».
Статья по существу проецирует на плоскость культуры читаемое за пасхальной литургией Евангелие: «В начале было Слово...». Недаром «Хозяина» у Леонида Леонова интересует именно этот фрагмент. «В начале было Слово» назвал образ Христа, написанный в 1950 году, когда развернулась дискуссия о языкознании, художник-визионер Евгений Спасский (1900–1985).
Сверх того, Андреев пеняет вождю на въедливость, вмешательство во все детали государственной политики. Обвинение по меньшей мере странное. Уж кто-кто, а один из авторов «Новейшего Плутарха» (пародийной энциклопедии, написанной сокамерниками поэта по Владимирскому централу) был осведомлён, что вникать в подробности – черта всех успешных правителей, от Юлия Цезаря до Наполеона.
Считая Сталина «тёмным универсальным гением», Д. Л. Андреев так и не объясняет, в чём состоял его план переустройства мира. Трудно поверить, будто Сталин мечтал о глобальном господстве марксистско-ленинской Доктрины (Андреев пишет это слово с заглавной буквы), к которой его взгляды имели вынужденно-формальное отношение.
Крайние цели «Хозяина» пробовал отгадать Л. М. Леонов, хотя мало преуспел. Леоновский Сталин мечтает о «торможеньи разума» и угашении «творческого опыта», иначе люди «атомной метлой в запале самоистребления смахнут себя в небытие». Опять разлад с фактами. Вслед за началом работы над «Пирамидой» была учреждена Сталинская премия, «присуждаемая ежегодно деятелям науки и искусства за выдающиеся работы». Возможно, вождь не успел поддержать всех лиц, достойных награды, но то, что большинство награждённых были её достойны, признают даже антисталинисты. Сам Леонов, между прочим, получил премию в 1943-м. Сталин не задавался целью истреблять таланты и уж тем паче тормозить прогресс. Атомный проект с 1942-го стал одним из стратегических приоритетов.
При всех промашках автора, тяжёлом слоге, в романе есть кое-что цепляющее вплоть до последней страницы. Это картины титанического размаха. Каменный исполин, воздвигаемый под герметичным куполом, небом без звёзд. Сама пирамида, рисуемая с разных ракурсов пространственно-временного континуума. Ангельские иерархии из Книги Еноха. Приливы, отливы, водовороты человеческих масс. Смелая визуализация квантовой механики, астрофизики, микробиологии. Совмещение примет XX века со сценами из древней истории, апокалиптики, постапокалиптики... Вряд ли можно счесть Леонида Леонова визионером, коим был Даниил Андреев. Визионеры (вспоминаются Сведенборг, Гаман, Блейк) легко систематизировали собственные видения. Тут другое. Закрадывается подозрение, что картины-гиперболы рождены не воображением самого Леонова, а когда-то мелькнули у него перед глазами. И лишь затем он дотошно (роман писался более полувека) нанизывал их на фабулу, подгоняя под незамысловатый для столь объёмного опуса сюжет.
Но кто из лично знакомых Леонову художников придавал образу Сталина космический масштаб? Только один – Сергей Тимофеевич Конёнков, 150-летний юбилей которого отмечается в этом году. На трёх выставках – в Российской академии художеств, Есенин-Центре и Серпуховском историко-художественном музее – впервые полностью представлена его эсхатологическая графика, к которой скульптор обращался всю жизнь. Сам автор называл их «картами-картинами», в искусствоведении эти рисунки известны как «космогонии».
Л.М.Леонов посещал мастерскую Конёнкова на Пресне ещё до отъезда мастера за рубеж в 1923 году. Надо думать, после возвращения скульптора (1945) лауреаты Сталинской премии тоже встречались. Их взгляды на учредителя премии (впрочем, как и на Октябрьскую революцию) кардинально не совпали, хотя внешне Леонов, естественно, демонстрировал лояльность власти. Отсюда сложности, которые испытывал автор «Пирамиды». Желая отразить дух эпохи, Леонид Максимович чувствовал, что должен изваять нечто грандиозное, под стать космогониям Конёнкова, но с другим зарядом. Удалось ли это, судить трудно. Однако можно поручиться на 100 процентов, что про леоновского «Хозяина» И. В. Сталин ничего не слышал, а потому образ сей не оказал на его судьбу никакого влияния. С Конёнковым всё наоборот.
На его бюстах вождя 1945–1947 годов вместо привычного имени вырезана надпись: «Сын Бога НавуходоносорСталин». Постамент опоясывают цитаты из Ветхого Завета, где упомянут Навуходоносор, царь нововавилонской династии, орудие божественной воли в глазах израильских пророков. Что сие: причуда богоискателя или озарение пророка? Ключом к пониманию конёнковских взглядов на Сталина, революцию и Россию служат письма к вождю, которые скульптор отправлял из США в 1938–1945 годах, сопровождая их эсхатологическими рисунками.
Никто из исследователей пока не рискует утверждать, что Сталин читал эти письма. Впрочем, не рискует и отрицать. В пользу первой версии свидетельствуют весомые, хотя косвенные аргументы. Прежде всего близость С. Т. Конёнкова к первым лицам Советской России, причём с момента её основания. Сергей Тимофеевич – патриарх монументальной пропаганды. Достаточно вспомнить мемориальную доску «Павшим в борьбе за мир и братство народов» (1918), установленную на Сенатскую башню Кремля в присутствии В. И. Ленина и других членов правительства. Отъезд скульптора на вершине славы – явление абсолютно иное, чем «философский пароход». Если накануне Октября мастерская Конёнкова превратилась в агитсалон, где тот разъяснял интеллигенции необходимость поддержать большевиков, то теперь он представлял новую культуру на Западе.
Связи скульптора с советским руководством сохранялись, а вот состав руководства «поплыл». Фатальный ужас сквозит в «Пророке», вызвавшем пересуды в Риме, куда приехал в 1928 году Конёнков. Эта работа меняла имена, но в ней уверенно опознаётся Л.Д.Троцкий, высланный в Алма-Ату в том же 1928-м. Именно таким, с вскинутыми за голову руками, изобразил теоретика «перманентной революции» Дени (В. Н. Денисов) на плакате 1921 года. Подтекст был прозрачен для всякого, кто видел Ф. И. Шаляпина в роли Мефистофеля, а Конёнков являлся близким другом певца.
На следующий год с поста наркома просвещения смещается А.В.Луначарский, непосредственный патрон Конёнкова, инициировавший поездку. Встретившись с Горьким в Сорренто, скульптор «передумал советоваться о возможности своего возвращения на Родину». «Ещё многие сломают там головы. Время трудное, переходное», – резюмировал Алексей Максимович.
Пребывание в Италии круто развернуло Конёнкова к эсхатологической теме. Скульптор навещает своего давнего московского собеседника В. И. Иванова (1866–1949), поэта, религиозного философа, принявшего теперь личную унию с католицизмом. Хотя рамки номинальной церковности всегда стесняли Конёнкова, он многое черпал в общении с Вячеславом Ивановичем. Оно помогало скульптору упорядочить своё отношение к творчеству как к теургии. Религиозными философами России теургия понималась как преображение реальности художником в согласии с Божественным откровением. В Риме создаётся деревянная скульптура «Космос» (фигура старца-Космоса служит нижним сходом векторов на православной иконе «Пятидесятницы»). Начинают превалировать христианские мотивы. Разные жанры складываются в единую структуру. Её границы определяют всё объявшие карты-картины, содержание – составляющие их значимые образы в скульптурах и графике.
Русская «национальная нота», взятая руководством СССР с середины 1930-х годов, пробудила небывалый прилив энергии у мастера. Его космогонии запечатлены с колеса обозрения, поступательно вращающегося в центре Вселенной. Одна из ранних карт-картин надписана тремя открывающими стихами Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово...» Судя по всему, произведения С. Т. Конёнкова являются той самой «дорожной картой», обозначившей предельные цели, которые стоят перед цивилизацией в четвёртом великом индиктионе.
Поставить её на эту дистанцию суждено было Иосифу Сталину, правление которого Конёнков воспринял через призму священной истории. Не читая трактата Флоренского, он мог бы подписаться под словами отца Павла: «Как бы ни назывался подобный творец культуры <...>, мы будем подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества». Но прежде, чемо братиться к образу Сталина-Навуходоносора, созданному Конёнковым, несколько слов о принципе проецирования библейских пророчеств на ленту истории.
Имеется фундаментальное отличие между древнерусской эсхатологией (учением о конце времён) и тем, как она интерпретировалась в синодальный период, когда формировались религиозные убеждения интеллигенции, в том числе «крестьянского сына» Сергея Конёнкова. Если в летописях вплоть до протопопа Аввакума политические события соотносились с библейской историей, то в XIX – начале XX столетия такие аналогии уцелели исключительно в устном предании, распространяясь через православных старцев и зачастую искажаясь даже их ближайшим окружением. Опасность подобной деформации, трагический опыт самосожжений, скопчества и хлыстовщины привели к тому, что официальная церковь избегала конкретных эсхатологических проекций, предпочитая строгие, но расплывчатые предупреждения о Страшном Суде. Отдушиной, где теплилась эсхатологическая традиция, служила икона. На тех же образах Суда можно было встретить конкретных лжеучителей и монархов, а также геополитических соперников Российской империи.
Столь примитивные формы эсхатологии во второй половине XIX века перестали удовлетворять даже грамотных крестьян. Что касается Штатов, где давление традиционных церквей было изначально слабее, чем в Европе, эсхатологические движения возникали там в режиме нон-стоп. Одно из них, «Исследователи Библии», основанное проповедником Чарльзом Т. Расселлом (1852–1916), привлекло внимание Конёнкова. Интеграция Расселлом пророчеств Ветхого и Нового Заветов не только обладала изяществом (что было важно для художника), но и пыталась опереться на естественные науки и археологию.
По словам скульптора, он собрал вокруг себя «душ двадцать» братьев-исследователей, выходцев из России. Конёнков не пожелал присоединяться к какой-то организации последователей Расселла (их насчитывалось не менее четырёх[1]), а причислял себя к «Последним членам Церкви Христовой». Здесь сквозит присущее мастеру юродство. Ведь наименование это склеено из самоназваний мормонов и адвентистов. Датой явления братства миру Сергей Тимофеевич указывал 1874-й (год своего рождения).
Если копнуть глубже, выяснится, что С.Т.Конёнков проецировал видения древних пророков на текущий демонтаж мпериалистической и колониальной системы, социалистическую революцию, овладение новыми видами энергии. Начало демонтажа – 1914-й, конец – 1944-й, полное «уничтожение старых порядков» (письмо от 12.11.1938). Ничего подобного не наблюдается ни у одного из религиозных движений США. Грубо говоря, Конёнков посадил на американскую теологическую «телегу» революционный «кузов». Эсхатология Конёнкова вобрала современные ему архео-астрономические теории, теургию символистов, она близка «Доскам судьбы» В. В. Хлебникова и эпопее «Христос» Н. А. Морозова.
Вот-вот сорвётся вопрос: зачем ворошить Ветхий Завет? Ведь пророчества давным-давно исполнились на тех, кому адресованы, – на Израиле, народе Божием. Мол, это седая старина, нравоучительные примеры «что такое хорошо и что такое плохо».
Но события священной истории обладают непреходящей актуальностью. Переиначивая фразу из научнофантастического сериала «Тьма» (Dark), дело не в том, «в каком мы времени, а в каком мире». Точнее, в каком народе. Потому что понятие «Израиль» в христианстве не зарезервировано за одним еврейским этносом. Иначе сотни, тысячи богослужебных отсылок к израильтянам, Сиону, Иерусалиму и т. п. придётся уступить маленькой республике на Ближнем Востоке.
В Средние века никто, кроме самих иудеев, не почитал их «народом Божиим». Каждый христианский народ, крестившийся купно-заедино (греки, сирийцы, армяне, франки, болгары и далее по списку), уповал на то, что именно он становится подлинным Израилем, его столица – Иерусалимом, его кремль (цитадель) – Сионом, его вера – поклонением Единому Истинному Богу. Для С. Т. Конёнкова с его революционно-народническими идеалами социализм являлся актуальной формой Единобожия, служением космическому замыслу, Советский Союз – местом, откуда распространится царство справедливости, Царство Божие.
К 1938 году Конёнков относил «группировку» государств-защитниц капитализма против России. Врагов СССР (Англию, Германию, Францию, Испанию, Японию и пр.) скульптор отождествлял с «Египтом» пророческих книг, который в середине XX века принял форму конгломерата стран, претендующих на мировое господство, с их народами, пребывающими «во тьме».
«Египту» противостоит «Вавилон», «ворота Бога», где правит Навуходоносор-Сталин, слуга Господа Саваофа (ср. Иер 43:10). Подобная поляризация прослеживается в Ветхом Завете, а благосклонность Господа к царям Вавилона явно превосходит фараонов Египта. В отличие от последних, вавилонские цари удовлетворялись статусом представителей богов, не претендуя на личную божественность. Это предотвращало идолопоклонство, столь ненавистное пророкам Единого Бога. Вот почему Господь в итоге подчинил Израиль Вавилону, а не Египту. В проекции XX века противостояние разворачивается в сфере политэкономики, а не религии. Египет и Вавилон сравнимы с обществом потребления и обществом утопии.
Сам же Израиль, по Конёнкову, означает «солдата Божия», Красную армию, библейский архетип вооружённого народа. Красная армия не ограничена по численности, ибо постоянно растёт за счёт притока «трудящихся работников всего света». Именно так изображалась Красная армия на плакатах 1930-х годов (к примеру, на плакате И. М. Тоидзе «Под знаменем Ленина вперёд – к мировому Октябрю!», 1933).
К концу 1939-го («год по Библии начинается 1 октября»), предупреждал И.В.Сталина Конёнков, начнётся мировая война. Фактически по Троцкому (но не упоминая изгнанного «пророка»), Сергей Тимофеевич считал её продолжением мировой революции. Война должна стать последней и привести к исчезновению «рабства» – колониальной системы и эксплуатации человека человеком.
Продолжение следует
Роман БАГДАСАРОВ
________
* В No 8 на с. 43 была допущена ошибка в подписи. Сле‐ дует читать: Портрет Бориса Пастернака. Худож‐ ник Семён Галинов, из цикла «Фотостас». 2023.
[1] Появившаяся после смерти Ч. Т. Расселла организация «Свидетели Иеговы» признана в РФ экстремистской с 2017 года.