• +7 (495) 911-01-26
  • Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
«Мы только начинаем историю распутывания китов»

«Мы только начинаем историю распутывания китов»

Недавно история о том, как спасатели распутывали из рыболовецкого плена кита Станислава, попа‐ ла не только в российские, но даже в зарубежные СМИ. Все радовались за краснокнижное животное.

При этом проблема с запутыванием китов стоит очень остро. А ещё существует ряд проблем, кото‐ рыми вообще никто не занимается. Об этом рассказывает Валентина МЕЗЕНЦЕВА, руководитель некоммерческой организации Клуб «Бумеранг» в Южно‐Сахалинске.
______


– Валентина, как появился ваш клуб?

– Клуб в этом году будет праздновать 30-летие. Изначально в Сахалинской области мы появились как туристическая организация. Мы сплавлялись по рекам, ходили в горы. Потом в клуб пришла я и работаю здесь уже 25 лет. Я принесла сюда краеведение. Вообще, по образованию я – учитель начальных классов. Сейчас у нас туристско-краеведческий клуб, в котором мы рассказываем детям про наш край, учим беречь природу. Постепенно у нас стали активно развиваться морские программы. Мы на парусном катамаране обошли все Курильские острова. Проводим много нестандартных экскурсий для детей: ныряем с маской и трубкой, подходим к животным на лодках. И в процессе этой работы мы начали встречать раненых животных, травмированных или запутавшихся.

– Речь о морских млекопитающих?

– В основном это были тюлени. А в 2016-м четырёх косаток зажало льдом. Это было резонансное дело, даже во французских газетах об этом писали. И тогда МЧС и наши ребята, среди которых есть аттестованные спасатели, всю ночь стояли и держали косаток в воде. Вот на что способны люди, чтобы спасти животное, – рисковать жизнью, пойти на переохлаждение. Тогда мы поняли, что у нас в регионе не хватает программы, которая рассказывала бы, как спасти кита и остаться при этом живым. Тогда три косатки ушли, а самца мы держали на руках до прилива, до четырёх утра.

– А сколько же он весит?

– В нём до 10 метров и восьми тонн веса. Четыре-пять человек его поддерживало. Задача была, чтобы его не выдавило на берег. Надо было удерживать баграми льдины и его поддерживать, чтобы он не лёг на песок брюхом. А когда пришёл прилив, мы смогли развести льдины, и он вышел.

После этого мы организовали программу «Друзья океана», в которой объединили волонтёров, желающих помогать морским животным. Мы писали грантовые заявки, при поддержке Фонда президентских грантов развивали эту
историю. Вошли в Топ-100 лучших проектов Фонда президентских грантов.

В проект пришло более 70 волонтёров. Они прошли у нас годовой курс, мы обучали их, как выходить в море, активно сотрудничали с учёными – камчатским филиалом Тихоокеанского института географии, институтом проблем экологии и эволюции из Москвы, различными исследователями, которые занимаются изучением китов и тюленей на Курильской гряде. Мы много лет являемся членами Совета по морским млекопитающим. Надо понимать, что у нас на Сахалине никогда не было офисов крупных «зелёных» организаций, как, например, на Камчатке. У нас нет ни одного крупного заповедника, как Кроноцкий, например. И получается, что роль общественного рупора здесь всегда играли некоммерческие организации.

– Недавно многие СМИ писали про распутывание кита в Мурманской области. Вы в этом тоже участвовали?

– Конечно. Совет по морским млекопитающим был держателем разрешения от Росприроднадзора на распутывание этого кита, которого все почему-то прозвали Станиславом. Кит где-то нашёл себе «украшение» из рыболовецкой сети. Каким образом это происходит? Как показывает практика, чаще всего киты проходят сквозь сети. Вот он плывёт себе, а сеть стоит у него на пути. Особенно часто это случается в прибрежной зоне, а он там кормится.

– Зачем же там ставят сети?

– У людей, которые ловят рыбу, нет задачи навредить животным. Но, видимо, наше рыболовство не связано с наукой, у них нет договорённостей с Росрыболовством или Минприроды, какие зоны нельзя использовать для этих целей. Хотя бывает, что место нагула ограничивают. Я знаю, что в некоторых странах есть договорённость: когда не должно быть преград в тех местах, где кормятся киты. Надо понимать, что китам необходимо дать тричетыре месяца поесть, подрасти, а потом уже ставить сети. А так получается, что киты иногда срывают эти сети, на них остаются обрывки. Они могут быть разной длины. Для спасателей чем больше, тем лучше. За день до окончания работ с китом Станиславом объявился ещё один кит, Минке, точно с таким же запутыванием. И там плавает ещё один горбатый кит с такими же шрамами. Но ему повезло освободиться. То ли он тёрся где-то, то ли верёвка была надорвана. Но шрамы показывают, что было похожее запутывание. Станислав прославился тем, что ему помогли распутаться люди.

– Каким образом про него стало известно?

– Туроператоры в Териберке увидели этого кита, стали наблюдать, поняли, что он держится в этой бухте и никуда не уходит. Они за ним наблюдали неделю, видели, что он остаётся в бухте, и обратились к биологу из Совета по морским млекопитающим. Тот позвонил нам, другим членам Совета, и мы стали консультироваться, как быть. В результате наши ребята взяли инструменты и полетели в Мурманск с Сахалина, чтобы распутать этого кита.

– Как распутывают кита?

– Чтобы распутать кита, надо знать техники. Они все продуманы и задокументированы в Международной китобойной комиссии. Изначально именно эта организация предоставляет помощь крупным усатым китам, это так и называется «Распутывание крупных усатых китов». На них есть отдельные методики. Эта комиссия имеет опыт помощи китам и обучения спасателей более 40 лет. В 2017 году представители этой Комиссии прилетали на Сахалин и обучали наших «Друзей океана», как помогать крупным усатым китам. Поэтому мы и знаем методики, имеем специфичный инструмент – разные ножи, летающие «кошки», телескопические шесты.

Кроме того, нужно быть виртуозными судоводителями. Виртуозными! Ты должен идти на лодке рядом с китом и предугадывать, как себя вести. У тебя должно быть мышление морского биолога, спасателя и судоводителя одновременно. Поэтому обычно на воду выходит лодка спасателей – это маленькая маневренная лодка с двумя людьми. Один на румпеле управляет, другой с телескопическим шестом. На расстоянии находится лодка сопровождения. В ней сидят биологи, спасатели, пограничники – все, кто нужен, чтобы, если что, спасатели могли подойти. Но спасатель видит спину вынырнувшего кита, а где он вынырнет через несколько минут? Поэтому мы запускаем дрон: дронщики видят, в какую сторону кит плывёт, они на постоянной связи по рации со спасателями. Таким образом, задача команды – подойти к киту и ножом на шесте срезать эту веревку.

– Как на всё это реагирует сам кит?

– Все киты реагируют по-разному. Есть типичные ситуации, но нет одинаковых. У отдельных животных и разных видов китов характер отличается. Есть те, кто любит быстро плавать, и любая верёвка его раздражает, а за ним тянутся килограммы сетей. Есть медлительные киты. По поведению горбача, которого мы встретили, было видно, что сеть ему пока что дискомфорта не доставляет. Хотя нас очень смущал узел около грудного плавника. Было ощущение, что он уже въелся. Но при этом все понимают, что животное растёт, и веревка в этом месте может привести к тому, что там повредится кожа.

– Это был ещё подросток?

– Трудно сказать. Информации о возрасте кита не было. Вообще, крупные киты – долгожители. Горбач может жить до 50 лет, а гренландец – до 200. Со временем верёвка может стать источником инфекции, травмирование кожи верёвкой – это уже серьёзный ущерб киту.

– После того как вы его освобождаете от такой обузы, он как-то может выразить благодарность людям?

– Да, может убить. Такие случаи есть, к сожалению. Но этим не стоит пугать людей. Дело в том, что самая опасная часть кита – это хвост. Хвостовой плавник у крупных китов размахом до 4 метров. И какой удар! Почему запрет приближаться к хвосту прописан в международном протоколе? Потому что все правила безопасности написаны кровью. Международный протокол говорит, что нельзя делать. Если грозит опасность, нужно отступить. Может быть, через месяц или через год этот кит встретится. Если нет шансов помочь, надо уйти, но остаться живым обученным спасателем, который может вернуться. Поэтому спасатели должны себя беречь. Это был первый распутанный кит в России. Мы только начали историю освобождения китов. Если мелких китообразных в России спасают достаточно массово, то крупный кит – первый.

– Это всё краснокнижные виды?

– Не все киты краснокнижные. Тот же Минке, которого я упомянула, не краснокнижный. А горбатый кит, к которым относится наш Станислав, занесён в Красную книгу, соответственно, чтобы ему помогать, нужно обязательно иметь разрешение Росприроднадзора. Все эти дни в лодке сидел инспектор, который свидетельствует собственным присутствием, что никакие природоохранные законы не нарушаются, что киту не нанесли никакого дополнительного ущерба.

Но это история со счастливым концом, хотя много других примеров. Я лично видела кита с ампутированным хвостом. Ему не просто отрезало хвост, а оторвало верёвкой. Он тоже попал в рыболовную сеть. Киту было примерно полтора года, молодой, неопытный, недостаточно сильный. Не смог вырваться. Говорят, что более старые особи могут прожить, не имея каких-то плавников. А это был гренландский кит, краснокнижный. И его из Шантарского региона Охотского моря донесло до Сахалина. Весь хвост был перемотан, видны шрамы от верёвок. Мы немало видели ситуаций, которые говорят нам, что сети и морские животные плохо совместимы. Добывая для себя пропитание в море, мы делаем это недостаточно безопасно для животных.

– Знаю, что для морских млекопитающих существуют и другие проблемы. Это так?

– Да. В России достаточно много животных погибает от столкновения с кораблями. На Сахалине мы видим, что много животных погибает без видимых причин. Это выброс животных, когда на берегу оказываются дельфины, морские свиньи. Но изучением причин пока не занимается никакой научный институт. Это «белое пятно». Мы можем только взять пробу с павшего животного, чтобы биологи сделали генетический анализ и посмотрели, нет ли какого-то токсина. Мы этим помогаем учёным.

– А нет ли проблем, связанных с загрязнением морской воды?

– Загрязнение пластиком, безусловно, есть. Эти сети и упаковочные ленты, которые деградируют и разваливаются. Мы это тоже видим. Видели тюленя с сиденьем от унитаза на голове. Но бытовые предметы – это единичные случаи. У нас относительно чистое море, не так, как в странах Азии, но брошенных сетей и упаковочных лент очень много. Загрязнение моря у нас тоже никто всерьёз не исследовал.
Ещё есть проблема с отстрелом животных. К большому сожалению, рыбаки обычно не любят тюленей. У нас выдают квоты на добычу тюленей, и предполагается, что их будут есть. Но, насколько мы понимаем, животных отстреливают, но не забирают для хозяйственных целей. Если тюлень лезет в сеть, мы видим, как рыбаки выходят с ружьями и часто слышим выстрелы. Иногда мы видим мёртвых животных на берегу с огнестрельными ранениями. По этой проблеме тоже нет исследований. Никто не даст статистику.

– Когда-то я брала интервью у известного эколога Алексея Яблокова, который был председателем Совета по морским млекопитающим. Он был влюблён в эту тематику, считал морских млекопитающих отдельной цивилизацией, живущей рядом с нами. Он рассказывал, что существует проблема с газопроводами, которые часто прокладывались там, где кормятся киты. Сейчас эта проблема существует?

– У нас на юге Сахалина находится завод по сжижению газа. Но сейчас мы живём в периоде эксплуатации. Когда вам давал интервью Яблоков, ещё была законодательная анархия. Тогда пришлось побороться за природу. У нас при строительстве нефтепровода трассу переносили ради китов, ради некоторых птиц. Наши природоохранные сообщества поработали над тем, чтобы эти сооружения, построенные на года, шли в обход жизненно важных природных мест. Что-то отстояли, что-то нет. Но они уже много лет эксплуатируются, поэтому острых проблем, чтобы выходить на митинги, мы в Сахалинской области не видим.

– А что Вы думаете по поводу того, что морские млекопитающие – это особая цивилизация, обладающая неповторимым интеллектом?

– Я думаю, что они действительно очень умные. Когда я начала изучать морских млекопитающих, думала: вот киты, нерпы, дельфины, которых все знают... А оказалось, что все эти виды различаются. Морские млекопитающие – это экологическая группа, которая объединена только местом обитания. У всех разное питание, разные социальные связи. Кто-то плавает, как «овощ», и ест без конца. Та же стеллерова корова не случайно погибла – она была слишком доверчива. Косатка бы не далась, чтобы её истребили. Мне кажется, она бы придумала стратегию. Поэтому представить их одной цивилизацией сложно. Тем более океан на планете большой. Если уж мы умудрились разные цивилизации создать, то я думаю, что и они под водой – тоже. А ум и интуицию они демонстрируют постоянно.

Конечно, нам хочется их понимания, особенно когда мы хотим им помочь. Бывает, кто-то из животных шею подставляет или стоит терпеливо, ждёт, пока ты его распутаешь. Был у нас такой тюлень. Вышел – рычит, возмущается, но не уходит. И на спасателей не бросается, ждёт, пока спасатель дистанционным шестом у него с шеи срежет эту веревку. Когда смотришь на это, думаешь: неужели понимает? У нас это остаётся в виде вопроса.

– Почему Вы этим занимаетесь?

– Потому что я – островитянка. Есть такое выражение – Pacific islander (англ. – люди, живущие на островах Тихого океана.– Ред.). Это, наверное, такой синдром. Люди, живущие на островах, всю жизнь видят море, оно – часть нашей стихии, и мы с большим уважением относимся к морским животным. Домашних животных человек для себя адаптировал, решает за них, что им есть, как им выглядеть, а иногда – и что надевать на прогулку, а морские животные для нас – это пример той свободы, которой городские жители не имеют. В какой-то степени не зря эскимосы Аляски считали, что косатки – это такой народ. На Чукотке те, кто выходил гарпунить серого кита, назывались «косатками». Это самый свободный, самый сильный и быстрый человек. Морские млекопитающие вызывают не только уважение, но и восхищение. И когда ты видишь, что каким-то клочком верёвки, иногда меньше метра, можно укротить эту свободу, это просто не помещается в твоём сознании.

У нас в одном порту есть старое сооружение после японского периода на Сахалине – брекватер (волнорез), который давно перестали использовать. Он остался пустым. Сивучи это тут же заметили и буквально в течение двух-трёх лет освоили, стали каждую весну выходить на него прямо в черте города, в порту Невельска. Приходит отдыхать до двух тысяч животных!

И когда мы увидели, что они повисают на штырях, потому что вода разрушает брекватер, поняли: надо выйти и срезать штыри – взять «болгарки» и решить вопрос в течение одного дня, а в следующем году ждать их без этих травмирующих вещей. Для нас это не составляет большого труда, а для них станет спасением.

На сегодняшний день мы распутали более 370 тюленей. Каждое лето выезжаем на остров Тюлений, выбираем небольшое «окошко» в конце периода размножения. В течение 10 дней с волонтёрами распутываем животных. Сняли фильм, где про это рассказываем: это для нас повод привлечь внимание к тому, что эти животные есть и им часто нужна наша помощь.

А ещё мы написали образовательную программу «Юные друзья океана». На занятиях мы рассказываем о тех проблемах, которые видим, чтобы люди с детства знали особенности своего региона, свою историю, любили и ценили свою природу.


Беседовала Наталия ЛЕСКОВА


© 2024 Наука и религия | Создание сайта – UPix